– Вот и славненько, а то мне уже стало мерещиться, что люди переродились и перестали зариться на чужое добро, но это противоречит их натуре, – заметил капеллан, потирая руки.
Его улыбка – или гримаса – при иных обстоятельствах могла показаться симпатичной, но Шишке она не понравилась.
– Введите пострадавшую и обыщите подозреваемого.
Только теперь молодой человек рассмотрел полоумную, обвинившую его в воровстве. Выглядела она лет на тридцать или около того. Густые волосы выбивались из-под чепца, обрамляя лицо, а тонкие губы кривила ехидная усмешка. Не заметил Шишка в ней и признаков сумасшествия. Как ни странно, ее глаза были чисты и вполне осмысленны.
У него сняли с пояса калиту и, развязав ее, высыпали содержимое на стол. Секретарь лениво пересчитал монеты, а потом на маленьких черных весах, которыми пользовались ювелиры, менялы и аптекари, взвесил серебро и медь. Золото тогда в Европе почти не ходило. Одна из серебряных марок показалась брату Фридриху подозрительной, и он отложил ее в сторону, а вес остальных записал.
– Мое! Христом Богом клянусь! – вскричала женщина, и в ее глазах сверкнул бесовский огонек задора.
– Окстись! Да на тебе креста нет?! – в ответ на такое заявление вскричал рында.
– На, смотри! – крикнула женщина и в запале так рванула платье, что оловянные пуговички, словно горошинки, посыпались на каменные плиты пола.
Действительно, на Анне висел простой медный крест на цепочке, но Шишка, как завороженный, уставился на ее молочно-белые с голубоватыми прожилками груди. Воистину правы церковники, называвшие женщин сосудом греха и источником вожделения.
Меж тем женщина, присев на корточки, принялась собирать раскатившиеся по полу пуговицы. Как-никак, они что-то стоили.
– Скажи-ка тогда, сколько в твоей калите денег? – пытаясь уличить ее во лжи, спросил Шишка.
– Какая порядочная женка знает, сколько у нее в кошеле! Слава Богу, я ни жидовка, а честная христианка!
Шишка окинул ее недобрым взглядом и подумал: «Нет, все же она не в себе, хотя прикидывается нормальной, или я спятил!»
Несмотря на перебранку между потерпевшей и обвиняемым, брат Фридрих скрупулезно занес слова женщины на бумагу. Всем принадлежавшим к Тевтонскому братству не рекомендовалось смотреть на женщин, а уж на полуобнаженных и подавно. Тем не менее капеллан непроизвольно поднял тяжелый взгляд на Анну. Как и Шишка, он задержал взгляд на ее груди, мужское естество в нем заволновалось, но он пересилил себя, поморщился и велел:
– Застегнись, бесстыжая, и ступай прочь.
Запахнула ворот платья и спросила:
– А кошель?
– После, после… – махнул рукой капеллан и тяжелым взглядом уставился на нее.
Все поняв, женщина юркнула в дверь серой мышью. Капеллан вздохнул и велел стражнику звать палача, а