Служить на Чукотку я всё-таки поехал. Но потом с Чукотки меня забрал Синодальный военный отдел. Я стал ездить в командировки в Чечню уже от отдела. Посылали меня часто, примерно раз в месяц. Я не отказывался. Уезжал на войну на две, на три недели.
Как-то приехали в бэтэгэ (БТГ. Батально-тактическая группа. – Ред.) Ивановской десантной дивизии. Они стояли рядом с Гендергеном. Мы были там больше двух недель. Как-то с инженерной разведкой поехали на дальние посты. На постах я бойцов покрестил, причастил. Туда мы ехали через горное селение. Возвращаемся через то же самое селение обратно. А «духи» уже дорогу заминировать успели! На выходе из селения две мины в стенку обрыва поставили. Дорога проходила над речкой. Рассчитали так, чтобы нас взрывной волной вниз скинуло. Хорошо, что саперы ещё раз дорогу проверили…
Бывало, что и стреляли по нам. Чудом живыми оставались. Однажды остановились мы в известном в Чечне месте, я брату рассказываю: «Вот здесь наших бойцов расстреливали и сбрасывали вниз». Приехали мы на эмтээлбэ (МТЛБ. Многоцелевой транспортёр лёгкий бронированный. – Ред.). С нами был только один прапорщик. Он с автоматом, и брат с автоматом. Постояли мы на том месте, пофотографировали и уехали. А через полчаса, когда после нас мимо этого места колонна проходила, их обстреляли!
Цена за убитого или взятого в плен священника была очень высокая. Так что для боевиков мы были добычей более ценной, чем колонна. Боевики ведь понимают, что значит священник для поднятия боевого духа. И убить его или взять в плен считается гораздо более крутым, чем сбить вертолёт «Ми-24». До 1917 года в армии у нас священники были. Когда произошла революция и «Бога отменили», церковь была отделена от государства и признана антисоветской организацией. Но даже коммунисты понимали, что без духовных, душевных или хотя бы идеологических скреп не может быть единства в армии. Поэтому появились замполиты. Они должны были сплотить людей вокруг идеи мирового коммунизма. Замполитов в армии давно уже нет. Всё возвращается на круги своя, к исконной тысячелетней практике, к церкви.
Было время, когда пытались сделать ставку на военных психологов. Как-то в Чечне в 74-й бригаде мы встретились с таким штатным психологом, майором. Сперва он принял нас в штыки, как конкурентов. Прошло дней пять. Сидим мы с отцом Василиском вечерком, он подходит. Спрашивает: «Можно поговорить?». Отвечаем: «Да, пожалуйста». Сперва был лёгкий наезд. Но я почувствовал, что не за этим майор пришёл. И в конце концов его прорвало: «Ну, сниму я стресс с бойца! Ну, скажу я ему, где он прав и где не прав. А с меня кто стресс снимет? Это ваше здесь место, а не моё. Это вам надо здесь с людьми разговаривать. Я же по научным методикам работаю. А душа у человека – она же живая! Вы знаете то, что на самом деле человеку нужно».
Жизнь