ложу, но его не было видно. Она думала о том, как мог бы сложиться её вечер, если бы она, неважно в силу каких порывов или обстоятельств, приняла бы его приглашение. Наверное, сейчас они сидели бы там, наверху, одни в пустой режиссерской ложе, и, может быть, комментировали спектакль, или же, не стесненные шикающими соседями хихикали бы над ничего не подозревающими зрителями, подшучивали над прическами и нарядами собравшейся на премьеру публики. Время от времени проскальзывал бы вопрос личного характера. Она дала бы понять, что свободна не только сегодня вечером, но и по жизни, он бы пригласил её не покидать его и после спектакля. Ах, как непростительно далеко отбросил её всего лишь один неправильный ответ, какой-то миг, какое-то неважное слово! Как близка и прыщава была Алина, и как высок и невидим был Алексей! Если бы только можно было вернуться назад и всё заново пережить! Бесполезно, совершенно бесполезно было терзать себя никчемными угрызениями. А вдруг ещё не всё потеряно? Ведь он же сидит в одном с ней театре. Может в антракте она его увидит? И что делать в таком случае? Ненавязчиво атаковать, рискуя дружбой Алины, или же войти в его поле зрения и уже не выходить оттуда ни под каким предлогом. А что делать с вроде-не-уродиной? Придумать всё разрешающего хода у Лены не получалось. Она и не заметила как первый акт закончился, и вздрогнула от неожиданных для неё аплодисментов, разбавленных редкими свистами.
