Судя по виду этой двери, да и лестница – не лучше, она вела в подземелье дракона с узкими земляными лазами, где придётся ползти на четвереньках, разгоняя крыс и трясясь от холода, но передо мной открылась совсем противоположная картина. Этот подвал не имел ничего общего с крысами, сыростью и дурными запахами на лестнице – его даже можно было назвать величественным! Стрельчатые своды потолков соединялись колоннами, открывая целую аллею полукруглых ниш: одна над другой в два этажа, половина из них была заполнена винными бутылками, а другая половина – бочками. Ксюша щелкнула выключателем и убрала телефон. Оказалось, здесь шикарная электрическая подсветка с датчиками движения и дыма. Над каждой нишей висела табличка. Я знала, как выглядят и читаются надписи на бутылках итальянских вин, но на табличках не было ничего похожего, они, по-моему, были вообще на латыни.
– Ну и как ты умудрилась обнаружить в этом латинской винной библиотеке малюсенькую бутылочку Шато Петрюс? – Я уже была почти уверена, что Фурия меня провела…
– А это чё, латынь? Господи, Поля! Ты можешь не кипишевать хотя бы пять минут? Мне Роберто его показал, я и вспомнила, – И она решительно двинулась вперед по аллее.
Спустя шагов пятьдесят, я заметила, что одна из этих ниш-арок закрыта дверью. Добротной, из досок, на массивных петлях, тоже со своей историей, хоть и не такой древней, как у входной.
– Та-да-а-ам! – С этим победоносным возгласом Ксюша достала из кармана жакета тот самый ключ, с опаской поглядывая на меня, но я промолчала.
Она открыла дверь, но обычной батареи из бутылок, как в других нишах – здесь не было. Дверь вела в приземистое круглое помещеньице, больше похожее на землянку гнома, который просто окопался на полтора метра вокруг себя, редко уложил на пол булыжники и подпер потолок тщедушной деревянной сваей. У противоположной стены, если её можно так назвать, стоял совсем маленький деревянный стеллаж, собранный из ромбовидных ячеек, в которых кое-где лежали пыльные бутылки.
– Поди-ка сюда, трусливый винный всезнайка, – пролепетала Ксения и подсветила одну бутылку.
Когда я разглядела на этикетке заветные «PETRUS Pomerol 1947», то, словно, воспарила и увидела себя со стороны… Воздух наполнился ароматами розового сада, все кругом озарилось радужным свечением, и откуда-то сверху хор ангельских голосов приготовился петь почему-то