В последнее время я всё чаще слышу голоса вокруг там, где их не должно быть, и вижу тьму перед глазами в тех местах, что хорошо освещены. Всё чаще не могу сдержать себя в приступе ярости, круша всё вокруг в дребезги, отключая все мыслительные процессы на время гнева, не осознавая последствий не только для окружающих, но и для себя. Сначала никто не обратил внимания, но потом, когда я не оставил камня на камне от своей комнаты в приступе навеянной злобы, родители насторожились. Да что там насторожились – начали бегать от одного врача к другому, но никто так ничего дельного и полезного не посоветовал, лишь переправляя то к тому, то к этому, выписывая рецепты на таблетки, которые слабо помогали.
Так я и жил в последнее время: от психиатра к психиатру с редкими визитами к психологу, от одних слабых таблеток к другим, не более действенным, чем те, которые я пил до них. Всё это изрядно выматывало, но на мой обрубок жизни не сильно влияло, если не брать в счёт частую вялость и усталость.
Я давно мог бы заплыть слезами и соплями, оплакивая свое никудышное бытие. Давно мог повязать нить судьбы на шее, но то ли я принял течение жизни как данное и не поддающееся критике, то ли я просто не до конца осознал, что я – тупой и вспыльчивый кретин с серьезными нарушениями головного мозга. Может, психотерапия тоже сыграла свою роль, но куда менее решающую, чем самовнушение, смирение или скудоумие. Для меня было бы приятнее ощущать, что я – сильный волей монах, которого не способно сломить ни одно обстоятельство, который сдержан во всем, но тот факт, что я могу ни с того ни с сего взять и начать крушить всё вокруг или буянить, как бешеный лис, омрачал мои мечтания. Поэтому я всё же определил причину своей ментальной стойкости как недостаток ума, логики и здравого смысла.
Тем временем пейзаж за стеклом, и без того серый, сырой и тоскливый, становился по мере отдаления от центральных улиц города всё более старым, разваливающимся и наводящим тоску. Там, далеко за домами, виднелись железнодорожные мосты, тянувшиеся на сотни метров, по которым проезжали груженые составы темно-зеленого или тёмно-бордового цвета, уходящие вдаль, за горизонт, вместе с дорогой. Под этими мостами проезжали машины, такие же серые, как небо и такие же грязные, как асфальт под ними. Чем дальше от высоток, растущих, как деревья, вверх, тем старее выглядели здания. Им ведь было от силы лет сорок, но они уже находились в удручающем состоянии.
Автомобиль, за рулём которого был отец, остановился, а внутри все находящиеся, со словами "приехали", выдохнули. Выйдя и захлопнув за собой дверь, я встал прямо перед железными воротами, радушно встречающими посетителей, приглашающими