Губернские бега. Сон русского человека. Федот Симонов

его. Поэтому нам с тобой надо как можно быстрее увериться в его воровстве и изолировать Борова, не дать возможности до приезда твоего папеньки ему что-то сделать в свое оправдание. Завтра, как ты говоришь, приедет Боров к тебе со своей семьей смотрины тебе делать. Так ты скажешь маменьке, что ты заболела и не можешь выйти. А мы с тобой отдохнем и с утра пораньше засядем за эти бумаги. Тебе, Дашенька, придется прямо сейчас пожить в комнате с маменькой, а я, покуда Борова не спрячешь ты в амбар, поживу в твоей комнате. Ты понимаешь, если Боров узнает, что эти бумаги здесь, то он пойдет на все, чтобы завладеть ими.

      – Матвеюшка, делай все, как ты считаешь нужно, я буду на все твои решения отвечать согласием, я тебе мешать не стану, а буду помогать.

      – Вот и хорошо, давай, и правда, покушаем, Дашенька.

      Покушав, Даша ушла в комнату матери, а Матвей остался в комнате Даши, закрыл дверь изнутри. Вскоре кто-то тихо постучал. Матвей подошел к двери, тихо спросил:

      – Кто?

      – Я, – ответил Семен.

      Матвей отворил дверь и в комнату вошел Семен. При свете свечи он увидел ружье, лежащее на столе. Матвею пришлось все рассказать подробно дяде Семену. Семен внимательно выслушал Матвея. Долго ходил по комнате Даши грустный, задумчивый, то глаза поднимал вверх, то опускал вниз, то разводил руками. Потом тихо сказал Матвею:

      – На черта это тебе все нужно, сколько этот ворюга украл. Ну, какая тебе разница, кто больше пользуется трудом крепостных, управляющий или барин – оба же они жулики и мошенники.

      – Неужели тебе, дядя Семен, не понятно. Барина я никак наказать не могу, какой бы он ни был мошенник. А этого жулика мы можем законно наказать до приезда барина.

      – Дело-то слишком опасное, – сказал дядя Семен. – Ну ладно, ложись, спи, а я покараулю, а то тебе завтра работать надо с этим ворохом бумаг, – сказал Семен.

      – А где ложиться-то? – спросил Матвей.

      – Где-где, вон койка-то, привыкай к барской постели.

      Даша с матерью в эту ночь долго не спали, хотя и лежали в постели вместе, обнявшись, как было это раньше, когда Даша лежала своей головой на груди у матери, быстро засыпала. Теперь же Даша не могла уснуть, ей хотелось рассказать все свои чувства матери, относящиеся к Матвею. Восхваляла Матвеев ум, красоту, совесть и такую притягательную силу, что готова пойти на все, чтобы овладеть Матвеем, чтобы он был только ее.

      – Маменька, почему ты молчишь, не возражаешь и не одобряешь?

      – А что тут, доченька, говорить, я же вижу, ты действительно любишь его.

      – А он, маменька, как ты думаешь?

      – Никак, доченька, не разберусь. Или он, если не любит, то уважает тебя, или хуже всего, это он делает потому, что боится тебя. Мне очень жаль Матвея, боюсь за него, погубишь ты, доченька, его.

      Даша слезливым голосом сказала:

      – Не говори мне, маменька, больше так.

      В это время, когда Матвей с Дашей ехали в г. Тула к лавочнику за книгами учета, господин управляющий ехал домой и думал:

      – Нет, липовая барыня, я завтра со своей