– Тут ещё воланчик! И ещё! Дядя Гена, мама, тут ещё три воланчика!
Она спускалась, соскальзывая по столбу, подпирающему крышу, и бежала к родителям, неся в руках сокровища – целых четыре воланчика и серый, облезший, но целый мячик для тенниса.
Они даже ловили рыбу в Оке. Вернее, они пытались ловить рыбу. Папа договорился с завхозом и тот дал ему две снаряжённых удочки, удилища которых, вырезанные из длинных веток орешника, явно остались с прошлого заезда. Сашенька с папой два часа бродили вдоль берега, переворачивая камни в тщетных попытках найти червей, пока всё тот же завхоз не продал папе целую банку прекрасного навозного червя, чем прекратил эти ставшие утомительными поиски. Потом мама сидела в цветастом шезлонге на песке и читала книгу, а папа таскал Сашеньку за собой из одних зарослей прибрежной осоки и тростника в другие. Они забрасывали и в тихие затончики, и на стремнину, меняли глубину, но все напрасно – рыба не клевала. Несколько раз леска запутывалась в свисающих над Окой ветках ивы, и тогда папа начинал чертыхаться и лез на дерево, чтобы нагнуть ветки ниже, а Сашенька пыталась распутать блестящую, тонкую паутину. Папа сердился, но невсерьёз. Мама смеялась.
На турбазе они прожили пять дней, после чего решили прокатиться в Серпухов и посмотреть достопримечательности. На двери домика администрации висело расписание автобуса, которое папа тщательно переписал. После завтрака они, взяв с собой зонтики (по радио обещали дождь, хотя на небе не было ни облачка) вышли за ворота и, отмахиваясь от слепней, которые так и норовили с налету укусить либо под коленку, либо в шею, через лес дошли до остановки. Автобус, конечно, по расписанию не пришёл, но опоздал не более чем на пятнадцать минут.
Был он переполнен, мутная жара вязко дышала от задней двери до передней. Папа открыл люк, и сразу какая-то тётка закричала противным голосом: «Эй, закройте! У меня ребенок потный!» Сашенька почему-то запомнила этот крик, этого «потного ребенка». Запомнила, что она смеялась и никак не могла остановиться, хотя папа с мамой хмурили брови и шептали, что смеяться неприлично.
Потом они бродили по Серпухову, вверх и вниз по его улочкам, любовались открывающимся видом, пили квас из жёлтой бочки на площади. Потом пошёл дождь, и папа с мамой всё никак не могли открыть молнию у сумки, чтобы достать зонтики. И они вымокли почти насквозь, пока наконец не достали те треклятые зонтики. Но им было смешно, все смеялись.
А потом папа решил, что ему надо позвонить на работу и узнать, всё ли там в порядке. Он зашёл в телефонную будку, но автомат не хотел соединять с Москвой, а только съедал одну за одной монеты. Наконец какая-то женщина, проходя мимо, сжалилась и посоветовала сходить на телеграф, где установлены