На обоих путниках были лёгкие дорожные вотолы[21] из грубого сукна, ноги облегали тёмно-зелёного цвета порты и короткие сапоги-поршни[22] без каблуков, мягкие и удобные при ходьбе. Войлочные шапки покрывали головы, время от времени они смахивали с чела пот – было ещё жарко, хоть и наступила осень.
Позади остались долины Дуная и Тисы, венгерская пушта с её пылью и песком, увалы лесистых Карпат, склоны Розточе с бьющими у подножий целебными источниками. Вокруг простирались холмистые поля с вкраплениями лесов и перелесков, шлях то взвивался ввысь, то подходил к берегу очередной узенькой сереброструйной речки, то устремлялся в глубь леса. Дорога была знакомой; казалось, ничего не изменилось за те три года, что бывшие школяры провели в Падуе.
– Может, поторопим фарей, – нарушил молчание Варлаам. – Скоро Владимир.
– Что ж, давай чуток борзее поскачем, – с готовностью поддержал его Тихон.
Кони понеслись лёгкой рысью, перелетая с холма на холм. Варлаам вгляделся вперёд: вот-вот вдали, у окоёма[23], промелькнут крепостные стены Владимира-Волынского. Вон уже, кажется, и земляной вал, который они облазили ещё малыми детьми вдоль и поперёк, вон ров, дальше должен быть мост через болотистую речку Смочь. Но что это?! Где же крепость?! Где стены, ворота, сторожевые башни, стрельницы?!
Над валом виднелись лишь кучи мусора и обгорелые брёвна.
– Видно, беда стряслась! – Варлаам встревоженно переглянулся с Тихоном. – Скачем галопом!
Они пронеслись через Смочь, вспенив мутную воду, выскочили к месту, где раньше были ворота, и оказались на некогда оживлённых городских улицах. Странным выглядело то, что все дома и церкви Владимира стояли целые и невредимые, не было только стен и ворот. На месте города простиралось большое открытое со всех сторон село. Одиноко, как-то сиротливо возвышался по соседству с боярскими теремами белокаменный собор Успения Богородицы с высокими полукруглыми апсидами[24] и стрелой устремлённой в лазоревое небо колокольней.
– Я к своим! После увидимся! – бросил Варлаам через плечо товарищу и круто поворотил фаря.
Промчавшись по пыльной улице к крутому спуску с холма, он остановился у ворот приземистого небогатого дома, сложенного из буковых брёвен, и громко настойчиво постучал.
Уже через несколько мгновений Варлаам оказался в объятиях матери. Полная, черноглазая, в тёмной свите[25] и белом повойнике[26] на седых волосах, всполошно взмахивая руками, старая Марья быстро, бойким черниговским говорком, рассказывала:
– Ох, сынок, а у нас-ти, у нас чего было! Татарове опять приходили, сыроядцы негодные! Стены-ти вот градские порушили, изверги! Главный-ти вот у их нынче уж не Куремса, того наши князья одолели, а некий Бурундай[27]. Видали мы его – старый, лицо жёлтое, борода козлиная, а зенки-ти