– Лягай! – вдруг крикнул Горбунок и распластался на земле, прежде чем Владимир успел понять, что, собственно, от него требуется.
Над ними со свистом пролетел какой-то снаряд и так ударил в стену примостившейся неподалеку приземистой избушки, что у нее вылетели стекла. Из избушки вылетели еще два мужичка. Постарше игравшего, покряжистей, закатывая на ходу рукава.
– Умом тронулся? – заорали они. – Что за беда приключилась? Семь раз стекла вставляли!
– Да вот, заперли меня, – прокричал в ответ Иван-меньшой. – Обидно стало!
– То не лихо, – махнули рукой мужички и скрылись в избушке. Затем один из них выглянул. – Обидно ему… Завтра же отправляйся за стеклом, да найди себе хорошего учителя, а то так скоро всю избу по бревнам раскатаешь. Или во что другое играй… в домино там, в лото… А то еще за грибами сходи, трав пособирай… Но чтоб тихо, без всяких-разных… и чтоб рукавицы не метать…
– А я читал, что они сражаться должны; мой меч – твоя голова с плеч, ну и так далее… – склонился Владимир к уху Конька.
– Сражаться… – Горбунок тряхнул гривой. – Кабы дело каждый раз до смертоубийства доходило, где ж Горынычей напасешься? А Ваня-то, поди, чуть ли не каждый год куда-то ездит.
– Вот они и порешили, – добавил Иван-царевич, – в игру эту сражаться, дабы обоим целыми быть. На щелбаны поначалу. Потом, правда, передумали. Силушки-то у обоих немеряно…
Горыныч неожиданно проиграл, вскочил и с шумом и плеском исчез под мостом. По воде часто-часто пошли пузыри, видимо, все три головы обвиняли друг друга в постыдном поражении.
– Что ж Горыныча обидел? Поддаться не мог? – насупился Иван-царевич. – Ему ж раз выиграть – на неделю разговоров.
– А так вот с ним и надо, окаянным, – произнес Иван. – Мало того, что о три головы думает, так ведь еще и подсказывать норовит. Глаз да глаз за ним нужен. Да и поддаваться как-то не с руки… Только начну, как сразу мысли нехорошие в голову лезут, злиться начинаю… Братьев беспокою… А ты, свет Иван-царевич, небось опять за яблоками молодильными? Каждый год ездишь…
– Оказия, вишь, вышла, – отмахнулся царевич и спешился. Владимир последовал его примеру. – Опять. С другой стороны – царь, он и есть царь, на него не угодишь. То ему сорт не тот, то червивые, то вообще земляные. А в этот раз, кричит, груши привез… За это я тебя, кричит, злодея, враз оженю. Будешь знать, как над старостью издеваться. Вот прям сейчас на Марье Моревне и оженю, а сам рушник мне тычет, где она сама себя вышила. Глянул я на изображение и понял – счастье мое в яблоках молодильных… Да что ж мы все обо мне да обо мне… Ты-то как?
– А как я? Да никак. Надоело на службе царской – спасу нет. Чуть слово поперек и пожалуйста – езжай за тридевять земель, диво дивное во дворец доставить. Вот здесь и пристроился избушкой – чего понапрасну-то ноги бить? Отдохну, порыбачу сколько надобно, –