Но девушка слышала, что сущий мир – это большое и пугающее место. И, возможно, поэтому в глубине души ей было немного страшно представить, что она будет делать в нем. А может, Анна переживала из-за того, что после совершеннолетия ее жизнь изменится, ведь они с Марией и Леоном уже не будут постоянно вместе, как раньше.
Анна замечает, как наставник говорит что-то Марии, после чего та кивает, а он, замотав шею длинным шарфом, возвращается ко дворцу.
Но даже сейчас, находясь во сне, Анна не могла избавиться от ощущения того, что она видит все это неспроста. Правда, указать на конкретную причину своего беспокойства девушка была не в силах. Просто это было такое чувство, будто она должна знать что-то, но не знает. Странно… может, стоит попытаться вспомнить, что она еще делала в тот день? Слегка приподнять мягкую пелену реальности, которую будто бы подправил кто-то извне, чтобы увидеть… Леона? В воспоминаниях Анны этого не было. Неужели ей стерли одно из них?
Сейчас сцена изменилась, и декорации на ней стали совсем иными. Анна наблюдает за происходящим как бы со стороны и видит себя. Она отчетливо вспоминает, что в тот раз решила подглядеть за своим наставником всего лишь одним глазком и спряталась за большой темной шторой, скрывавшей одну из дверей дворца.
А вот и он! Часы глухо пробивают полночь. Леон идет по слабо освещенному коридору, чьи стены в этом крыле круглые сутки погружены во мрак. Он совсем один и, кажется, Леон абсолютно спокоен, несмотря на то, что до слуха молодого человека доносится скрип одной из дверей, медленно отворяющейся прямо перед ним.
– Мне всегда было интересно, почему только тебе доверили воспитывать сестер Романовых? Только тебе одному? Это так не похоже на Совет, – голос доносится прямо оттуда, из темноты. – А ведь юные княжны чрезвычайно сильны, не так ли?
– Я, кажется, просил вас больше не появляться здесь, – отчеканивает Леон, а затем тяжело втягивает ноздрями воздух. – Анна и Мария обладают невероятными талантами, но они еще не готовы к тому, что ждет от них Совет и Братство.
– Готовы они или нет, – из дверного проема выглядывает человек, чье лицо полностью скрыто капюшоном, – ровно через полгода, в это же самое время, наступит совершеннолетие близняшек, – он тянет руку к Леону, и в свете свечи от кисти остается виден только ее скелет, кое-где прикрытый плотью. – Вижу, Леонид, ты совсем не изменился, несмотря на то, что был прекрасным учителем все это время. – Леон не двигается с места, и незнакомец издает гаденький смешок.
– Кажется, недостаточно хорошим. Иначе мои воспитанницы не шатались бы ночами по дворцу.
Все