Выйдя из вагона и направляясь к эскалатору, я вдруг увидела, что уже почти на самом верху стоят две фигуры – Патаки и Шибалов. У меня екнуло где-то и кончился воздух. Они спустились на ступеньку вниз. Я волокла чемодан. До первой ступени по второй третьей и дальше дальше потом сперло в зобу что это за чемодан на лбу выступил пот рука онемела перестали гнуться колени ручка врезалась в ладонь что в чемодане, Полина?
– Там Рыжий.
Бухаюсь на ступеньку и реву.
***
– Рыжий, иди поешь.
Кот лежал на столе и всем своим видом показывал, что он просто спит и попросил бы его не беспокоить.
– Рыжий, я корму вкусного купила. Ну, ладно тебе, хватит уже. Сколько можно дуться? Тут такие дела творятся…
– Какие дела? Я-то тут причем? – беззвучно ответил Рыжий.
– Ни при чем.
– Ох, житья мне не дадут эти девчонки. Ладно, валяй, выкладывай, чего там у тебя стряслось, – кот потянулся и повернул голову.
– Не хочу.
– Уф, вот заставят же подняться, ползти куда-то… – Рыжий бухнулся ко мне на колени и замурлыкал. – Итак, на той неделе ты рассказывала, что кто-то должен был прийти.
– Угу. Сидели мы как-то, репетировали, а Кир что-то грустный совсем. Хельга ему, мол, ты чего? А он: «Да с Машкой поругался. Слушай, у вас тут можно на пару дней кинуться, если что?» «Само собой», – сказала она.
– И что, не «кинулся»?
Я насупилась и не отвечала.
– А ты ждала, значит?
– Помирились, наверное.
– Вот засранец.
Я закурила. Рыжий чихнул.
– Будь здоров.
– И ты не болей.
– А Машка-то ему, оказывается, совсем не жена. Живут просто вместе. Знаешь, это просто страшно, как она похудела за лето. Кажется, еще чернее стала.
– К зиме и мухи чернеют.
– Волосы у нее сыпятся. В косынке ходит.
– Линька?
– Рак.
Самокрутка шестая
Табак душистый белый
И почему только в Москве нет снегирей?
Помню, как в детстве мы собирались всем двором и строили огромные снежные замки – с траншеями, башнями, потайными лазами. Это был волшебный город, и Лилька была ведьмой-Вьюгой, Анька делала цветные леденцы из сосулек, а я продавала снег. Стояла на базаре снежного города и кричала:
– Снег! Много белого снега! Кому снега!
Ко мне сбегались бесстрашные аборигены, лепили снаряды и бросали друг в друга: «Война! Война! Защищайся!»
Снег падал прямо в рот и холодил нёбо, и все кругом были – снег, маленькие белые человечки. Но однажды мы вырыли из сугроба замерзшего снегиря. Война кончилась. Женька снял рукавичку и положил в нее птицу. Нам даже в голову не приходило, что хоронить в снегу нельзя. Ведь снежный город – настоящий, он никогда