– Как Вы себя чувствуете?
– Скверно, но вроде бы живой. Долго я?
– Два дня.
– Даже так… Странно, почему я проснулся?
– Я вас немного подлечил.
Теронин глухо рассмеялся. Потом посмотрел в глаза юноше и произнес:
– Верно, ты же маг. А ты уже готов уходить, как я вижу, – он взглядом указал на пояс Аврелиана.
– Да, видимо. Или, не совсем. То есть, я-то могу, но с Вами что станет?
– Со мной? Буду долго и мучительно помирать в одиночестве, что же еще. Иди ты уже.
– Но я же не могу Вас так бросить!
– Внучка же моя смогла, и ты сможешь, – он криво улыбнулся. Аврелиан нахмурил брови и отошел немного от кровати, а Теронин растянулся на ней и продолжил:
– Видишь, уже хочешь уйти. Так иди же!
– Ну нет! Я же маг! Я могу Вас вылечить!
Улыбка исчезла с лица старика. Он стал смотреть в потолок. Смотрел он так долго, что Аврелиан решил, что тот уснул, но открытые глаза говорили об обратном.
– Даже если и можешь… Все равно, просто иди, – сказал, наконец, старик, и юноша даже дернулся от неожиданности.
– П-почему?
– А что мне твое лечение? Ну, положим, вылечил ты меня. У меня снова сила в плечах и огонь в заднице. А что мне с этим делать? Деревни моей больше нет, Дарона только мечтала от меня поскорее избавиться, друзья… – он залился безумным смехом, отчего закашлялся, но скоро успокоился. – Их и подавно нет.
– Но Вы можете начать новую жизнь! Вы же алхимик, а они всегда нужны, вы долго были лидером…
– Пф. Новая жизнь – не для меня. Я за свою насмотрелся всякого, нет уж.
– Понятно. Что ж, мне жаль.
– Знай ты меня пораньше, точно не жалел бы. Иди.
Юноша вышел. Позади он слышал кашель Теронина, но не хотел к нему идти. Он уселся в саду, неподалеку от братской могилы бессмысленных врагов. Он смотрел на луну, ни о чем не думая. В какой-то момент у него зачесался нос: на него села бабочка. Юноша чихнул, она вспорхнула и стала кружить вокруг. Аврелиан тихо смотрел за ней, улегшись на траву. Насекомое очаровывало его, вырисовывая один и тот же круг. Потом он стал дремать, и она снова села ему на нос, и юноша уснул.
Во сне он снова был в тюрьме. Он сидел в камере, уставившись на решетку. За стеной он слышал шепот, а затем в коридоре он услышал шаги в железных сапогах. Когда звук приблизился к его камере, он прекратился, а шепот за стеной перешел в нечленораздельный крик, после чего шаги возобновились. Перед камерой оказался древний, изъеденный ржавчиной доспех, из-под которого виднелось голубоватое свечение. Вдруг разрез в шлеме повернулся к юноше и крикнул:
– Нарушитель!
После чего Аврелиан сразу проснулся. Только начиналась заря, небо едва светлело, а вокруг была тьма и холод. Юноша сильно озяб за ночь, и вошел вновь