– Не верится, что там она попадает в город – парапеты, мосты…
– А там как некрасиво. – Вправо над водой громоздилась арка портального крана.
– Что? – переспросил он, засмотревшись в прошлое: излучина реки, зелень плотно прикрывает этот песчаный мыс вокруг и сверху – укромный от прохожих глаз клочок берега и жизни. И песок, теплый под ладонью, и белая ночь с линялым диском луны, долгая, тогда казалось – бесконечная.
– Ты не слушаешь?
– Да-да, – спохватился он. – Конечно, дам тебе развод.
– Вот, намочил, наверно, – сказала женщина почти одновременно с ним, опустив взгляд на его туфли. – Говорила надеть на платформе.
– Ты же знаешь, не умею ездить в тех. Ты довольна?
– Довольна, да, – усмехнулась она углом рта. – Зачем, зачем еще эти мучения!
Она ступила к воде. Мужчина нагнал и, притянув ее за плечи, коснулся губами струнки пробора, а потом легонько подул.
– Соринка? – Она запрокинула голову.
– Бревно… Прости, снова я начал. – Он плотно провел по лицу ладонью.
В разрыв облаков пролилось низкое солнце. Мир за рекой и вокруг просветлел, прояснел и словно свернулся – как одна большая, но хорошо знакомая комната.
– Сестре там будет трудно одной.
Мужчина обломил ветку и стал обрывать листья, один за другим, по одному.
– Она могла бы и не ехать.
– Нет, не могла! Ты сам отлично понимаешь.
– Ничего я уже не понимаю. Шегги!
Оторвав последний лист, он размахнулся и бросил черенок вдоль берега. Ветка была легкой и далеко не улетела. Спаниель в мах добежал до нее, схватил зубами и, обогнув большой плоский камень, вернулся к хозяину. Но отдавать не хотел, а подползал на брюхе и снова отскакивал, зазывая играть. Мужчина опустился на корточки и почесал у него за ухом. Пес повалился на песок, подставляя пальцам широкую грудь.
– Как же нам не проявить самоотверженность, да, Шегги?
– Ну что ты говоришь, – произнесла она безразлично и устало, и мужчина не смог остановиться:
– Еще бы, из любви к ближнему, – глянул он снизу вверх. – Только странно ты трактуешь слово «ближний». Те, кто рядом, они как-нибудь стерпят широту твоей отзывчивости. Перетопчутся, – с мучительным удовольствием выговорил он.
– Неужели ты все хочешь зачеркнуть?
– А неужели, ты думаешь, я не вижу, отчего все это: и нежелание выйти вот сюда, и там, перед несчастной канавой, – да вообще? Ты уже зачеркнула, уже улетаешь, пошел на взлет наш самолет! – Он скрылся лицом в ладони.
– Ну прости, – Женщина опустилась рядом и отвела его руки. – Просто решила – пусть сейчас, раз суждено. А так… и знать, что ничего этого скоро не станет…
Она дотронулась до его щеки. Он забрал ее руку, вычитывая предначертания жизненных линий, а потом долго поцеловал в углубление ладони. Из кустов раздался писк, хлопанье крыльев, и выскочил пес с птицей в зубах. Две другие, шумно вспорхнув, летели низко над рекой