Зак по-прежнему был недоволен, но только не бездарными сценариями. Он просто всегда был таким. Недовольным. Он тихо откашлялся и произнес:
– Кто тебе сказал это? Что ты бездарность?
– Никто. Да я и не верю словам. – В ее темных глазах появилась грусть. – Это практика показала. Мои сценарии полная дрянь, актриса из меня никудышная, а еще у меня провальный роман с однокурсником, который как раз в отличие от меня очень талантлив. Его постоянно хвалят учителя. А еще почти все в колледже знают, что ты мой отец. Выдающийся режиссер, работавший со многими звездами, источник вдохновения для многих. И поэтому жалеют меня, не говорят правды, а лишь недоуменно пожимают плечами. Я не хочу опозорить тебя, папа. Стоит закончить эту агонию как можно быстрее.
Она посмотрела на Зака и, опустив глаза, сказала:
– Но я честно попробовала. Помнишь… – Она на мгновение замешкалась, словно проверяя собственные мысли на уместность. – Я всегда любила читать и писать. С самого детства. На горшке сидела всегда с книжкой. – Она грустно улыбнулась. – Вспоминаю, что даже соседа нашего заставляла читать, пока тебя не было дома.
А Зака не было дома почти всегда. Возможно, она могла называть отцом того самого соседа, который имел на это полное право. В отличие от Зака. Ему нарисовалась картинка пухленькой девочки с золотыми кудряшками. Всегда веселой и рассудительной. Он вспомнил, как однажды она подошла к нему и сказала, что написала историю про котенка. А он даже, нисколько не вникнув, оттолкнул ее и сказал, чтобы она отстала от него и что ему некогда. Он изучал сценарий какого-то подающего надежды молодого автора, по которому собирался снимать фильм. Ему этот момент и запомнился только потому, что дочь бесцеремонно помешала ему наслаждаться его будущим триумфом. Оливия оставалась стоять рядом с ним еще пару минут, а потом ушла. И он никогда не узнает, какие мысли были тогда в ее маленькой голове, обрамленной золотой гривой. Комок подступил к горлу Зака, и чувство вины ощутимо заполнило грудь.
– Это логичное завершение моей страсти к чтению и сочинению историй, которое показало мне, что я выбрала неправильный путь. Только и всего. Я могу помогать маме с ее работой, а потом посмотрим. Может, захочется попробовать себя еще в чем-нибудь.
Она положила в рот кусок сэндвича и с безразличным видом отвернулась в окно, как будто сама не поверила в собственные слова, произнесенные только что вслух. Солнце спряталось, и улица теперь казалась серой.
Заку разговор с дочерью был неприятен. С одной стороны, ему хотелось подбодрить ее и убедить в том, что она не права, а с другой – кто он такой, чтобы читать ей морали? Полуотец, превратившийся в разжиревшего неудачника. Что на эту тему думала Элва, он и вовсе не хотел