Перестали грохотать поезда, не так сильно, как днем, тревожил обоняние разлитый мазут, и люди медленно, нехотя, молчаливо тянулись через мост редкой вереницей. Зато на троллейбусной остановке было не протолкнуться. Показался из-за деревьев троллейбус, и людская толпа так сильно уплотнилась, что выбраться из нее теперь не было никакой возможности. Олег старался держаться рядом с Олесей, прикрывая ее от безжалостных тычков в спину, но уже в салоне неизвестно откуда между ними возникла, пыхтя и охая, низкая, но крупная, как колобок, старушка. Находящиеся на улице, но не желающие оставаться и ждать прихода следующего троллейбуса напирали. Олег мертвой хваткой вцепился в сиденье, чтобы не задавить приютившегося сбоку шести-семилетнего мальчонку в белой с длинным, закрывающим лицо козырьком кепке. В сиденье что-то хрустнуло, но оно не сломалось. Двери наконец медленно, со скрипом захлопнулись. Все почти одновременно с облегчением вздохнули, и в салоне сразу же стало душно. Троллейбус глухо заурчал, качнулся и стал набирать скорость. Никто в салоне не разговаривал, не желая, видимо, понапрасну выплескивать полученный на пляже заряд энергии, предпочитая вместо пустой болтовни просто спокойно стоять, погрузившись в добрые воспоминания или в безрадостные думы о предстоящем рабочем дне и нескончаемых житейских проблемах и заботах.
Олег повернул голову к Олесе. Она спокойно смотрела в окно на сгущавшиеся сумерки, на опустевшие улицы и на замершие, уснувшие на всю ночь деревья. Троллейбус иногда останавливался, но только для того, чтобы обозначить остановку, потому что никто больше не садился, а все отдохнувшие и оставившие невзгоды и печали трудового дня в живительной прохладе воды, ехали до центра города. Олеся не поворачивала головы, и Олегу не хотелось ее тревожить, ведь и у нее могли быть свои девичьи заботы, мечты, желания, вторгаться в которые без разрешения никто не имеет права. Но он и не собирался вторгаться в ее личную жизнь, ему хотелось только взять в свою мужскую руку ее теплую ладонь и никогда больше не выпускать. Он тихо, но глубоко вздохнул и тоже стал смотреть в окно на проплывающий мимо, успокаивающийся город.
Олег от долгого неподвижного стояния и безразличного глядения в окно погрузился в сладкую дремоту, когда почувствовал, как что-то теплое опустилось на его похолодевшую от металлического хромированного поручня сиденья руку. Он вздрогнул и резко повернул голову. Прямо в его немного испуганные глаза внимательно смотрели добрые, спокойные глаза Олеси. Это она, соскучившись без него, как хотелось думать Олегу, положила на его руку свою ладонь. Олеся моргнула ему обоими глазами и плотнее прижала ладонь. Олег тут же расплылся в улыбке и, наверное, рванулся бы к ней, но путь был наглухо перекрыт похрапывающей, убаюканной плавной ездой старушкой. Он нетерпеливо пошевелился, разминая затекшие ноги, готовый бесконечно долго ехать в этом душном, пыльном троллейбусе, только бы всегда чувствовать бесконечную энергию ее доброго сердца…
Держась