Благоразумие действует в жизни так же, как правила в художественном творчестве: оно порождает осторожность, а не вдохновение, скорее предохраняет от потерь, чем приносит выгоды, часто позволяет избежать неудач, но редко приносит могущество или честь. Оно угашает тот огонь предприимчивости, которым совершается все то, что заслуживает похвалы или восхищения, и подавляет то благородное безрассудство, которое часто терпит поражение, но часто и побеждает. Правила могут избавить от недостатков, но никогда не создадут поэтических красот; а благоразумие делает жизнь спокойной, но редко счастливой. Мир не восхитится чудесами совершенства, пока острый ум не растопчет правила, а великодушие не разорвет цепи благоразумия.
Один из самых благоразумных людей, каких мне приходилось видеть, это мой старый приятель Софрон, который проводит жизнь, спокойно и планомерно следуя нескольким нехитрым максимам и удивляясь, почему ссоры и невзгоды случаются так часто.
Первый принцип Софрона – избегать всякого риска. Хотя он любит деньги, он полагает, что бережливость – более верный источник богатства, чем предприимчивость. Бесполезно открывать перед ним перспективы большой выгоды, он не доверяет будущему и не любит выпускать деньги из рук, потому что никто не знает, что может случиться. Он владеет небольшим имением, которое сдает по старой ренте, потому что мало лучше чем ничего; при этом он жестко требует платы в установленный день, потому что кто не заплатит за один квартал, не заплатит в следующем квартале за два. Если ему говорят о каких-либо нововведениях в сельском хозяйстве, он отдает предпочтение старым способам, потому что перемены редко оправдывают ожидания, он полагает, что наши предки умели обрабатывать землю не хуже нас, и заканчивает неоспоримым аргументом, что затраты на посадку и ограждение немедленны, результаты же отдаленны, и не может считаться мудрым тот, кто предпочитает неверное верному.
Еще одно из правил Софрона – не вмешиваться не в свое дело. Что касается государственных дел, он не принадлежит ни к какой партии, но об общественных делах рассуждает и слушает с таким спокойствием, как будто речь идет об управлении какой-нибудь древней республикой. Если говорят о каком-либо вопиющем факте надувательства или угнетения, он надеется, что не все правда в том, что говорят; если должностное преступление или коррупция вызывают возмущение нации, он надеется, что все хотели сделать как лучше. На выборах он оставляет за своими подчиненными полную свободу, а сам отказывается голосовать, потому что каждый кандидат хороший человек, и он не хочет обижать его отказом доверия.
Если между его соседями завязываются споры, он сохраняет неизменный и холодный нейтралитет. Пунктуальность создала ему репутацию честности, а осторожность –