– Тогда почему Тэра повесила в главном зале картину с этим… слабаком? – Белек запутался, не решаясь снова защищать могучего, плечистого великана. – Она поумнее тебя.
– Поумнее, чего ж спорить, есть такое дело. Не знаю! Чтобы видеть, чем история отличается от настоящей жизни, – пожала плечами Черна. – Чтобы угодить мастеру, вдруг он приятель Тэре? Ну, или еще есть сто причин, откуда бы мне угадать верную, я не вальз ни на ноготь!
Черна вскочила прыжком, притомившись сидеть без движения. Хохотнула, подпрыгнула второй раз, выше. Неразличимым глазу движением отняла у приятеля двухзвенную палку, обиженно звякнувшую разок перед тем, как оказаться заткнутой за пояс. Черна уже подавала Бельку освободившуюся от оружия руку.
– Идем. Дался тебе этот слабак! Он совсем на тебя не похож, разве волосы одного тона. Ты гораздо лучше, ты думаешь о других, а он подыхает раз за разом, никого не спасая и никому не даруя надежду. Это его и убивает, понимаешь? Не число врагов, а собственная пустая душа.
– Значит, по-твоему, он не герой?
– Он? Нет, точно, – серьезно заверила Черна, не глянув на картину. – Герой бы выжил. И пер на себе тяжесть дальше, сколько надо и через «не могу». Тащить непосильное куда труднее, чем красиво сдохнуть, понимаешь?
– Не совсем…
Разговор, эхо которого угасло много лет назад, напрочь стерся из памяти – и вдруг выплыл, проявился. Вернее, пригодился повзрослевшему Бэлу, первому ученику Тэры Арианы, честно умирающему на поле боя. Было так спокойно и просто закрыть глаза и уйти, исполнив должное, разочаровавшись в людях и даже отчаявшись. Сил нет, света нет, понимания происходящего тоже нет… Умереть уместно и даже здорово, так можно переложить дела на чужие плечи и не думать, велика ли тяжесть и дотащат ли её до цели Светл и прочие. Возможно, Тэра – а вдруг она уцелеет – однажды заказала бы знакомому мастеру новую картинку: старший ученик красиво истекает кровью на осенней траве, исполнив малый долг.
Свет души Бэла раздергался по лучику, он был совсем непрочно соединен со стынущим телом. Питающие душу корни подсыхали, хрустя и лопаясь по волоконцу. Но совсем мелкие, тончайшие, еще держали израненное сознание у края небытия.
Смешно и грустно – вдруг понять, что оказалось важным в последний миг, что помогает цепляться и не сползать в пропасть