– Медичка, сочненькая, – вроде бы разобрала Милена.
Все иные слова были малознакомы, но в общем-то не нуждались в осмыслении. Люди, изрыгающие эти слова в поток басовитого грохота музыки и хриплого речитатива пения, ни о чем не задумывались, они вряд ли могли и хотели соображать.
Рыженькая охнула, медленно, прилипнув мокрой спиной к стенке, сдвинулась по скамье. Наконец очнулась, рывком вскочила, побежала прочь от фонаря, машины и остановки. Ноги в узких туфельках подламывались на каждом шагу, забор был – враг, он мешал укрыться в парке. И дорога была – враг, она слишком гладко ложилась под башмаки преследователей.
В первый миг Милена не вспомнила, что её саму не видят и не чуют. Презрительно хмыкнула, разворачиваясь к недоумкам. Она все-таки была первой ученицей замка и даже Черна, затевая вражду, сперва думала, а затем ссорилась – ну, когда оставалась в уме…
Преследователи миновали незримую Милену, проскочили насквозь то место, где она себя ощущала – и вызвали в сознании болезненный спазм чуждости мира, в котором творится вовсе негодное дело. Ознобом окатило понимание: в считанные прыжки эти твари достанут рыжую девчонку и порвут, изуродуют. Серебро иссякнет, корни только-только намеченных связей оборвутся! Едва отвоеванное право закрепиться в мире будет рассеяно, и под угрозой окажется существование самой Милены – даже призрачное.
Бывшая первая ученица смотрела, как рыженькую достают, сбивают с ног. Все происходило для привычной к бою и тренировкам Милены медленно – и неотвратимо. Непоправимо… Корни натягивались, сухо трещали.
– Пусть так, – Милена до оторопи напугалась своего же решения, принятого в этот миг. Даже понимая угрозу, она не отказалась от затеи. Иначе не вмешаться, а не делать ничего – тоже невозможно… – Вам хуже! Я не видела своего вууда73 ни разу. Но пришла его ночь! Свободен!
Ужас схлынул, оставляя сознание окончательно ясным. Милена мысленно раскрыла ладонь и впустила в почву плоскости корень – черный, беспросветный. Корень врос в мир охотно, даже жадно. Тень побега, невидимого местным людям, упруго вскинулась, раскрылась зрелым коробом плода, извергла содержимое в ночь – и оно сразу прянуло туда, где надрывно визжала рыженькая и гоготали ублюдки, догнавшие её.
В следующий миг кричали, не помня себя, уже все. Фонарь мигнул напоследок и рассыпался крошевом стекла, рев музыки оборвался, словно срубленный топором.
Старая связь с телом, лежащим в коридоре больницы, натянулась с прежней силой и поволокла Милену прочь, не позволяя ничего поправить. Не было сил даже увидеть, чем обернется для здешних людей то, что первой ученице замка Файен запретила делать Тэра – под клятвой, без оговорок и исключений…
В темном коридоре больницы было смертно, отчаянно тихо. От собственного