У Серёги тогда как раз были деньги, они с Пашкой заработали их, подрядившись разгружать фуры с фруктами на оптовом рынке. И ему так захотелось прожить с Лёлькой всю жизнь и на старости лет любить её ничуть не меньше, чем в этот апрельский вечер, что он был готов отдать всё заработанное этому славному художнику, увидевшему в Лёльке то, что он и сам видел, но не умел сформулировать. Впрочем, все деньги отдавать и не понадобилось. Портрет стоил не так дорого, и Лёлька уселась на складной стульчик перед мольбертом, а он сам устроился рядом.
Счастливая ли Лёлька была в тот вечер так прекрасна, или рисовальщик оказался мастером, но пастельный портрет этот получился настолько хорош, что все, кто видел его, только ахали. Даже сам художник, казалось, удивился и пришёл в восторг. Отдавая свою работу Ясеню, он тихо произнёс:
– Вы будете счастливы вместе, вот увидите.
И они были счастливы… два года, а потом всё закончилось. А вот теперь юная Лёлька смотрела на своего повзрослевшего бывшего мужа и улыбалась так пронзительно, так нежно, что Ясенев второй раз за вечер пожалел, что он мужчина и не может плакать. Он вздохнул и отвернулся. Рядом стояла Лёлька сегодняшняя и тоже смотрела на свой портрет. И ему показалось, что за те одиннадцать лет, что прошли с апрельского вечера, она совсем не изменилась. Даже смотрит так же ласково и ободряюще. Он хмыкнул, стряхивая морок, и попросил:
– Лёль, напои меня чайком, пожалуйста.
Она с готовностью кивнула и отправилась на кухню, а Сергей, намочив под краном найденную в ванной тряпку, вышел на лестничную клетку. Протянув руку, чтобы начать смывать злобную надпись, замер, постоял недолго и рванул вниз, в свою машину. В бардачке у него лежал фотоаппарат. Отчего ему в голову пришла эта идея – снять изуродованную дверь, он и сам не знал, но решил всё-таки послушаться внутреннего голоса.
Сделав несколько кадров, принялся оттирать надпись. Буквы были большими, широкими, в некоторых местах к дерматину даже прилипли какие-то кусочки, похожие на сгустки крови. Ясень отковырнул один из них, задумчиво помял, потом понюхал, удовлетворённо усмехнулся и принялся отмывать дверь. Когда он вернулся, Лёлька уже маялась в коридоре, не в силах оставаться одна на кухне и не смея выйти на лестничную клетку.
– Что? – спросила она несчастным голосом.
– Печёнка.
– К-как печёнка? Какая печёнка? – Ольга уставилась на него с таким недоумением и ужасом, что он с трудом сдержался, чтобы не чмокнуть её в кончик хорошенького носа, как делал раньше.
– Говяжья. Или телячья. А может, свиная, – я в печёнках не очень разбираюсь.
– О господи! А я думала, кровь, человеческая! Это ужас какой-то…
– Лёль, что происходит?
Она прошла на кухню, села за стол и поманила его,