– У моего кого? – изумилась Таня.
– Вот у этого парня, – сказал Бреланд, разворачивая планшет так, чтобы ей стал виден экран.
Это была фотография совершенно незнакомого мужчины. Начать с того, что он был белый или почти белый, с длинными прямыми волосами и безумными зелеными глазами. Тане пришлось присмотреться внимательнее, и только тогда ее рассудок произвел какие-то внутренние вычисления, и она почувствовала, как бледнеет. Это лицо она не видела уже очень давно.
– У меня нет брата. – Формально это было правдой, но в то же время ложью.
Сиг. Маленький мерзавец. Он жив.
– Ваша мать сказала нам другое, – возразила Герсон.
Таня почувствовала, что у нее в легких не осталось воздуха.
– Вы говорили с моей мамой? – после долгой паузы спросила она слабым голосом.
– Мы задержали ее для допроса, – сказал Берланд.
– Блин! – пробормотала Таня вне себя от ужаса.
– У нас есть основания полагать, что она ему помогала, – сказала Герсон. – Укрывала беглого преступника.
– Она заведует кафе! – воскликнула Таня. – И мы не имеем ничего общего с этим парнем.
– Вы жили в одном доме, – напомнила Герсон. – Ваша мать была его опекуншей.
– Совсем недолго, – возразила Таня, признавая свое поражение. Эти слова прозвучали как вздох капитуляции. – Скорее, приблудившаяся собака, чем брат.
– Вот она, современная семья, – презрительно фыркнул Бреланд.
– Когда вы в последний раз виделись с ним? – спросила Герсон.
– Много лет назад. Он исчез.
– Точнее, бежал из-под стражи, – поправила Герсон.
– Он же был еще ребенком, – сказала Таня. – Несовершеннолетним подростком.
– Несовершеннолетним террористом, убившим полицейского, – возразила Герсон.
– Вы даже не представляете, – сказала Таня. – Его мать…
– Его мать возглавляла террористическую ячейку, – перебила ее Герсон. – В том, что случилось, виновата в первую очередь именно она. Если бы она сейчас была жива, она сидела бы за решеткой.
– За участие в мирных протестах? – удивилась Таня.
– Как я уже говорила, проблемы с патриотизмом, – сказала Герсон.
– Я законопослушная гражданка своей страны, патриотка, – сказала Таня. – Как и моя мать. Можно не любить директора компании, но быть хорошим сотрудником.
– В данном контексте, пожалуй, я не соглашусь, – сказал Бреланд.
– Определенно, ваша мать не в нашей команде, – заметила Герсон. – Мы многое узнали.
– Она до сих пор у вас?
Молча кивнув, Герсон показала планшет. На экране была фотография ареста матери Тани, сделанная три дня назад.
Таня мысленно представила себе свою шестидесятивосьмилетнюю мать в камере для допросов. Ее подвергли обработке, на нее оказали давление, требуя выдать всех, кого она знала.
– Вы хотите доказать свой патриотизм? – спросила Герсон.
– И тогда вы опустите