Дружба с Уилсоном оказалась прибыльным занятием, и Рай Чанд несколько лет проработал на него кем-то вроде управляющего: в Кагре он нанимал лесорубов, в Пенджабе пильщиков, в Харидваре руководил лесным складом. Зарабатывал неплохо, а когда скопил кругленькую сумму – открыл столярную мастерскую. По прошествии нескольких лет он уже владел магазинами в Дехрадуне, Карачи и Мунтазире, а также в Найнитале, где построил себе летний дом. «Розарио и сыновья» стали известны во всех горных деревушках Кумаона и Гархвала как производители мебели для сагибов[21].
Успех оказался недолгим. Рай Чанд и Люсиль умерли от холеры друг за другом в течение одной недели, когда моему деду было шестнадцать. Он и несколько его братьев и сестер провели остаток детства в домах родственников матери. Несмотря на все потрясения, даде удалось сохранить у себя кое-какие вещи Рая Чанда, которые он выставлял теперь в своей спальне. На диванчик в углу была наброшена тигровая шкура. Приподнятая голова зверя покоилась на подбородке, и, в каком бы углу комнаты ты ни находился, его янтарные глаза смотрели прямо на тебя. Благодаря таксидермисту раскрытая пасть застыла в вечном оскале, обнажая длинные, желтые, готовые к схватке клыки. Лапы хищника свешивались по бокам диванчика. Траченный молью монал[22], который, как считалось, был пойман и набит самим Фредериком Уилсоном, замер в настороженной позе в другом конце комнаты. У входа в дедушкину гардеробную находилась старая-престарая винтовка с нацепленным на нее пробковым шлемом. Когда я был маленьким, мы с дадой соблюдали своеобразный ритуал: в воскресенье после полудня я на цыпочках пробирался к нему, а он, воскликнув: «А вот и ты, дружище! Нельзя терять ни минуты! Пора разделаться с этим тигром!», прилаживал мне на голову шлем и вставлял себе в рот курительную трубку. Вместе (дада – удерживая на плече винтовку) мы крадучись двигались по комнате, пробираясь к диванчику с тигровой шкурой. Дада имел обыкновение припрятывать в свой платяной шкаф виски, чтобы иметь возможность насладиться им в покое, подальше от глаз моего воздержанного в напитках отца. В такие дни дада доставал его и со словами «Глотну-ка я жидкой храбрости, Мышкин, и отправимся на охоту за этим злобным людоедом. День в бирманских джунглях обещает быть долгим и трудным. На вот, и ты выпей» протягивал мне пустой стакан с воображаемым виски, который я залпом «выпивал».
Не знаю, чем объяснить то, что дада стал врачом, а не торговцем мебелью: может, дело в ранней потере родителя, а может, ему просто-напросто не передалось отцовское пристрастие к негоцианству. Впрочем, оно обошло и всех его братьев, хотя один из них упорно цеплялся за то немногое, что оставалось от семейного предприятия в Карачи, и проживал свою жизнь, элегантно погружаясь в нищету, на средства, одолженные у моего деда. Единственной существенной частью имущества, которое дед официально унаследовал от своего отца, было большое, размером с амбар, помещение бывшего магазина в нашем городе. Над