Он умирает в непереносимых мучениях.
«…Доктор говорил, что страдания его физические ужасны, и это была правда; но ужаснее его физических страданий были его нравственные страдания, и в этом было главное его мучение. Нравственные страдания его состояли в том, что в эту ночь ему вдруг пришло в голову: а что как в самом деле вся моя жизнь, сознательная жизнь, была „не то“.
Ему пришло в голову, что то, что ему представлялось прежде совершенной невозможностью, то, что он прожил свою жизнь не так, как должно было, что это и могла быть правда. Ему пришло в голову, что те его чуть заметные поползновения борьбы против того, что наивысше поставленными людьми считалось хорошим, поползновения чуть заметные, которые он тотчас же отгонял от себя, – что они-то и могли быть настоящее, а остальное все могло быть не то. И его служба, и его устройство жизни, и его семья, и эти интересы общества и службы – все это могло быть не то. Он попытался защитить перед собой все это. И вдруг почувствовал всю слабость того, что он защищает. И защищать нечего было.
„А если это так, – сказал он себе, – и я ухожу из жизни с сознанием того, что погубил все, что мне дано было, и поправить нельзя, тогда что ж?“ Он лег навзничь и стал по-новому перебирать всю свою жизнь. Когда он увидел утром лакея, потом жену, потом дочь, потом доктора, – каждое их движение, каждое слово подтверждало для него ужасную истину, открывшуюся ему ночью. Он в них видел себя, все то, чем он жил, и ясно видел, что все это было не то, все это был ужасный огромный обман, закрывающий и жизнь и смерть. Это сознание увеличило, удесятерило его физические страдания».
Очевидно, следует все же задуматься: почему все случается именно так, как сказано в Библии: «…и умирают они со слезами на глазах, в бесславии юности, не познавшими мудрость старости»?
Много веков назад мудрый Екклесиаст, размышляя об этом, призывал:
Пока ты молод, помни о Творце,
Пока не наступили дни без свету,
Пока, мой сын, не возопишь в конце:
«Мне радости от этой жизни нету!»
Но человек не склонен думать о старости и конечности своего бытия. Он лихорадочно спешит жить, увлекаемый обманчивой иллюзией о бесконечности времени, отпущенного ему на существование, хотя каждому отведено в среднем всего лишь 25 тысяч дней (примерно 70 лет), дней-мгновений. И в Библии сказано:
«Дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет; и самая лучшая пора их – труд и болезни (изнурение и скорбь), ибо проходят быстро, и мы летим».
Причем годы мелькают со все ускоряющейся быстротой.
Если в детстве каждый день – это маленькая жизнь, в юности – месяц, то в зрелом и пожилом возрасте год проходит как месяц, месяц – как день, а мелькание дней вообще неощутимо. В молодости человек считает себя взрослым и уже все в жизни познавшим, в пожилом возрасте – не состарившимся и способным успеть сделать многое.
Все несущественное,