Коса распустилась, оконечье потеряла что ли? Платье из тонкого теперешнего льна, простое, но с вышивкой, васильки, ромашки, даже рун нет в узоре. Серьги запутались в завившихся у лица волосах. Бледная немного, как все последние дни. И глаза тёмные. И не смотрит на меня.
– Ты… ты прости меня, Боян.
– Простил уже, – я постарался придать голосу бодрости, вроде я не огорчён и не обижен. Хотя я правда и не обижен: пришла ведь.
– Прости, что не могу взять тебя с собой, – говорит она. – Зараза не щадит никого, ни воинов, ни скальдов. Я не могу рисковать тобой.
– Собой можешь, а мной…
– Я всего лишь дроттнинг, – усмехается Сигню, – йофуры приходят и уходят, а ты… – она посмотрела на меня. – Нельзя, чтобы ты погиб так… Ты, такие как ты, живут в веках, рождаются раз в несколько веков и оставляют след навсегда. Твои песни и сейчас поёт вся Свея, будет петь и через тысячу лет, твои сказки разойдутся по миру, их рассказывают и будут рассказывать детям, даже когда имя твоё сотрётся, но то, что ты сделал и сделаешь ещё, будет жить всегда.
Я не был согласен, но не стал спорить.
– Ты надолго?
Сигню смотрит долго, будто не знает, что же сказать:
– Я не знаю, милый. Мы ничего не знаем, что там. Но… – по-моему, она не хочет говорить, что думает о своём походе.
– Ты… – её голос дрогнул немного. – Не тоскуй без меня. А если прижмёт всё же сердце, напиши грустную балладу…
Я подошёл к ней:
– Я люблю тебя.
Она подняла голову:
– И я люблю тебя, – встала, чтобы обнять меня. – Люблю.
Сигню впервые обнимает меня.
Я не один раз носил её на руках, она обнимала мои плечи, склоняла голову ко мне. Но вот так, чтобы прижать свой живот к моему, бёдра, груди, своё лицо…
Боги!… Жаркий туман застилает моё сознание. Но она отодвигает меня, отступает:
– Нет, что ты… не трогай меня…
Прижала ладонь к глазам, будто свой туман отгоняет…
Так и есть, Боян, свой туман я и пыталась разогнать. Но…
Я вспомнила, куда я еду завтрашним утром…
Что я никогда уже не увижу его после того, как сяду на коня…
И я обняла его снова…
Она обняла меня, она целует моё лицо, мои глаза, мои губы…
– Я люблю тебя. Люблю как… как надо любить тебя… Хочу, чтобы ты знал… Всегда, – прошептала она. – Слышишь? Люблю тебя!
Не голосом даже, даже не дыханием, будто сердцем прямо в моё сердце…
Ничему не надо учить влюблённого человека. Любовь сама всех ведёт и учит. Он поцеловал меня так, что огонь мигом пробежал к моему животу, распахивая меня навстречу ему…
…Боги, я не мог и представить себе, что это так…
Как много песен я спел об этом, но разве я знал, что это такое громадное, такое острое наслаждение… Безбрежный экстаз души и тела…
Стоило ждать столько лет, чтобы, наконец, узнать…
Узнать,