На экране Лиззи Магуайер ругала подругу за то, что та ее передразнивает. Я дождалась, когда на лице Бекки появится увлеченное выражение, на цыпочках вышла из дома и вскочила на велосипед. Бекки не любила оставаться одна, но я знала, что моего недолгого отсутствия она даже не заметит.
Прежде я уже поступала так несколько раз.
На всякий случая я заперла дверь в спальню, чтобы Бекки не могла оттуда выйти. Думала, что таким образом уберегу ее от беды. Не подумала только закрыть окно на втором этаже, которое находилось буквально в нескольких шагах от того места, где она лежала и смотрела телевизор.
Дойдя до этой части рассказа, я оторвала взгляд от картины на стене в кабинете доктора Шилдс. Говорить было трудно, я плакала навзрыд. Не знала, смогу ли продолжать.
Доктор Шилдс смотрела на меня. Сострадание в ее взгляде словно придало мне силы. Я выдавила те ужасные слова.
Потом я почувствовала, как меня вдруг обволокло что-то теплое и мягкое.
Доктор Шилдс сняла с себя палантин и укутала им мои плечи. Казалось, он все еще хранит тепло ее тела.
Я сознаю, что и теперь, сидя в ресторане, рассеянно поглаживаю пушистую ткань.
Поступок доктора Шилдс я восприняла как оберегающий, почти материнский жест. В то же мгновение я почувствовала, как напряжение уходит из моих рук и ног. Она словно вытащила меня из ужаса прошлого в настоящее.
Вы не виноваты, сказала она.
Я допиваю вино, слушая классическую музыку, что льется из динамиков, а сама думаю, что она не могла бы подобрать более верных слов, которые успокоили бы меня. Если доктор Шилдс – мудрая искушенная женщина, занимающаяся изучением темы нравственного выбора, – сумела понять и оправдать меня, значит, может быть, и мои родители смогли бы.
Только им не все известно про тот день.
Мама с папой никогда не спрашивали, где находилась я, когда Бекки выпала из окна. Они просто решили, что я была дома в другой комнате.
Специально я им не лгала. Но был один момент, в больнице, когда я могла бы сказать правду. Пока врачи занимались Бекки, мы с родителями ждали в приемной отделения экстренной помощи.
– Ох, Бекки, Бекки. Зачем же ты играла у этого окна? – горестно недоумевала мама.
Я посмотрела в покрасневшие от слез, полные страдания глаза родителей и промолчала.
Я не знала, что та моя недомолвка с каждым годом будет расти и шириться.
Не знала, что то упущенное мгновение воздвигнет непреодолимый барьер между мной и моими родными.
Но доктор Шилдс теперь знает.
Я замечаю, что вожу пальцем по краю пустого бокала и убираю со стола руки. Ко мне подходит официант.
– Еще вина, мисс? – спрашивает он.
Я качаю головой.
Мой следующий сеанс у доктора Шилдс состоится через два дня.
Интересно, она снова будет расспрашивать меня о том происшествии, или я рассказала ей достаточно?
Я лезу в сумку за кошельком, и рука моя цепенеет.
Для