– Какая у тебя любимая песня?
А я говорил:
– Почему на такие простые вопросы так сложно отвечать?
– Потому что сейчас ты пытаешься вспомнить песню, которая одновременно была бы классной и про которую было бы нестыдно сказать, что она твоя любимая. Ей должно быть не меньше двадцати лет, потому что все написанное после этого – отстойная попса.
– Ну все, теперь я знаю, что ты меня оцениваешь, и не смогу ничего выбрать.
– Так в этом вся суть. Когда люди знакомятся ближе, они друг друга оценивают.
– Так, значит, ты меня сейчас оцениваешь?
– Не сейчас, а всегда. А теперь ответь: какая песня вызывает у тебя самые сильные эмоции?
– Ладно. Strokes, «Someday», – ответил я, вспомнив ту ночь, когда заснул под аккомпанемент ее любимой группы.
– Рискованный выбор. Написана меньше двадцати лет назад, но не попсовая ни разу, так что, пожалуй, прокатит.
– А твоя любимая песня? «Stairway to Heaven»? «Smells Like Teen Spirit»? Что-то улетное из классики, да?
– Maroon 5, «She Will Be Loved».
– Э-э-э… такого я не ожидал.
– Что я могу сказать? Слышу эту песню и вспоминаю, что значит быть счастливой.
Ого. Если в ее представлении «She Will Be Loved» – счастливая песня, что же она слушает, когда ей грустно? Похоронный марш?
– А где ты ее слышала? Ее разве крутят на радио? Сейчас кто-то вообще слушает радио?
– Ха-ха.
– Значит, не Strokes?
– Ты о чем?
– The Strokes. Ты вроде тоже их фанатка? (Грейс непонимающе нахмурилась.) У тебя наклейка на машине. И брелок. И заставка на телефоне.
– А, это. Да один приятель фанател от Strokes. Все время их слушал.
– Твой приятель так фанател от Strokes, что ты поместила наклейки на свою машину?
– Это его машина. Была.
– А телефон?
– Телефон тоже его.
– Ясно.
Мы вышли из машины, и я вдруг выпалил:
– Зайти не хочешь?
– Зачем? – нахмурилась Грейс.
– Хм. Ну, мы могли бы пообщаться и… все такое. Не знаю. Если хочешь, конечно, – ответил я.
– Я после школы хожу кое-куда.
– А, ну ладно. Я заметил. Тогда до завтра.
Грейс вздохнула.
– Давай здесь встретимся после захода солнца?
– Зачем?
– Ты разве не хочешь пообщаться?
– Э-э-э… ну да, хочу.
– Так давай пообщаемся. Вечером. Я подойду, когда стемнеет. Ты не против?
– Мы будем… э-э-э… делать что-то противозаконное или?.. Просто эти твои «после захода солнца», «когда стемнеет» навевают мысли о сатанинских ритуалах.
Грейс устало улыбнулась:
– До вечера, Генри Пейдж.
А потом повернулась, заковыляла по улице и скрылась за углом.
Я почему-то решил не сообщать обитателям своего подвала, что вечером встречаюсь с Грейс. Что бы ни происходило между нами, пока это было очень хрупким, ранимым, тем, о чем не рассказывают группе