На станцию из близлежащих частей и госпиталей съехались врачи. Но помочь сумели немногим. Трупы с почернелыми лицами складывали штабелями. Затем грузили на машины и свозили в ближайший овраг. Зрелище не для слабонервных. Особенно когда подрывники заложили фугасы и полетели сверху на покойников комья мерзлой земли.
– Не по-людски это как-то…
Брагин обычно спокойный, если не сказать добродушный, неожиданно поднял голос до крика:
– Это же самоубийцы. На цистерне череп с костьми нарисован, а они хлыщут и хлыщут… Какой-то придурок сказал, что черепом специально пугают. И хуже всего, что два офицера отравились. Что им Родина – так, пустой звук.
Дальше ехали молча. Цукан от медсестер слышал, что у Брагина осталась семья под Киевом, что ему за сорок. Более всего удивило, что он успел побывать фельдшером на войне в 1916 году, поэтому его в спину шепотком звали «белогвардейцем».
Хотелось Цукану расспросить про ту давнюю войну с немцами, но не решился. А Брагин упрямо молчал. Он один из немногих, кто понимал, что война быстрой не будет, что немцы воюют серьезно и основательно и черт ее знает, как это все обернется при таком бездарном руководстве. В плен сдаваться он не собирался, хотя понимал, что и в плену ему найдется привычная врачебная работа и кусок хлеба. Он поглядывал из-за плеча на водителя, который напевал тихонько старинную песню и улыбался, словно и нет никакой войны, что его в этот момент раздражало.
Глава 3. Ржавая машина
Баранов пришел вечером после работы и, едва отдышавшись, после подъема на третий этаж сразу спросил:
– Всё нормально? Привез…
Цукан от досады вскинул вверх кулак, приложил палец к губам, и Баранов, как нашкодивший школьник, сконфузился, умолк. Перед отъездом из Якутии написал Баранову короткое письмо: обозначил дату и место встречи в гостинице «Центральной», где намеревался поселиться на первое время.
– Пойдем ужинать. Тут рядом через дорогу лагман готовят с бараниной, высший класс.
Молча вышли и так же молча уселись в кафе у дальней стены, внимательно рассматривая друг друга.
– Все толстеешь, Виталий?
– Работа такая, сам знаешь, как у нас на кондитерской. Ассортимент богатый, потом гости разные, то в погонах, то на черных «Волгах», всех надо уважить, угостить… Да и жена стряпуха ладная, сама любит вкусненькое и меня тащит за стол. Ну, рассказывай, не томи.
– С металлом порядок. Только вот с Анной у меня полный капут…
– Эх, дура-баба! – кинул он из мужской солидарности, хотя хотелось сказать: ты сам, Аркаша, мудак! И тут же, без перехода: – И сколько же у тебя золота на продажу?
– Почти триста грамм! Не надорветесь?..
Принесли лагман, хлеб, водку. Баранов дал зарок не ужинать после шести и поэтому отодвинул тарелку, но после двух рюмок водки не удержался, выловил квадратик домашней лапши, разжевал – вскинул