– Отец, могут ли половцы осадить Киев? – спросил Несда.
– Осадить-то могут. Сто лет назад, при княгине Ольге, осаживали. Да и тогда не взяли, а теперь и подавно. Не по зубам им станет Ярославов град.
Захарья говорил рассеянно, мысли его были далеко, с тремя лодьями, плывущими мимо вражьей орды.
На дороге от Берестового до монастыря часто попадались дружинники, едущие в одну и другую сторону. А то и вовсе – коней пустят щипать траву, сами под кустом на расстеленном мятле лежат, млеют. По небу ходят тучи, но надоевшим дождем не сыплет, и то хорошо.
Захарья на дружинников смотрел с пристрастием. В юности сам хотел стать кметем, надеть на шею воинскую гривну. Не сумел. Теперь и сын оказался бездарным к воинской храбрости. Княжьи отроки, словно чуя эту робость к оружию, на купца с его телегой поглядывали свысока. Презрительно ухмылялись, свистом и криком вытесняли с дороги. Захарья ужимался и тайком стыдился.
Когда показался монастырский тын, он бы вздохнул свободней, да не тут-то было. У ворот толпилась целая орава конных и спешенных гридей. С появлением купецкой телеги они показали к ней интерес. Остановили и потребовали:
– А ну поворачивай назад.
– Да я же… – Захарья растерянно оглянулся на Несду. – С дарами… для черноризцев.
– Неча тут шляться, когда князья благословляются.
– Князья? – убито пробормотал Захарья.
– Тебе, купецкая рожа, чего здесь надобно?
Несда вдруг догадался, что дружинники всего лишь смеются над ними.
– Мы к игумену Феодосию, он нас ждет, – громко заявил он. От смелого вранья кровь бросилась в лицо.
– Так прям и ждет?
– Занят Феодосий, пошли прочь.
– А пока он занят, мы с братом экономом дело справим. Поминки у нас – вот: мед, деревянное масло и пшено. Если не привезем все это сегодня, игумен Феодосий осерчает, – упоенно врал Несда. – Масло у монахов кончилось, нечем лампады заправлять. И князей угощать нечем – последний мед вчера доскребли.
Захарья униженно молчал.
– Ну, – чуть присмирели гриди, – если так… Заплати мыто и проезжай.
– Какое мыто, вы что, ополоумели? – Захарья от изумления охрабрел.
– Я те дам щас – ополоумели! – пригрозил один из отроков, для виду хватаясь за меч.
– Ладно, – смеялись другие, – пущай проезжает. Не то обидится еще, князю нажалуется. Ишь ты, вырядился, купчина. Чернецов нарядом не удивишь, у них у самих знатные одёжи – дранина да рванина.
Монастырский привратник, слышавший весь разговор, распахнул ворота для телеги.
– Прости, Господи, нас, грешных, – вздохнул он.
– Как бы нам с игуменом Феодосием повидаться? – смущенно спросил его Захарья, входя в обитель.
– Так у блаженного Антония все, – сказал чернец, – отец игумен и князья и воеводы ихние. Обождать надо. А о брате Анастасе там