– Неси. Если оно окажется не превосходным, я перебью весь твой запас амфор.
– Не сомневаюсь, господин.
Сириянин ненадолго скрылся, а затем выставил перед комитом расписную лакированную корчагу с круто выдающимися боками и тонкими витыми ушами. Красным по черному на ней были выведены греческие мужи, голышом упражняющиеся в ратном деле. Гавша подумал, что это особенно отчаянное храбрство – идти на врага с обнаженным, ничем не защищенным удом.
Левкий отпробовал вино и остался доволен. Велел добавить к нему блюдо жареной свинины.
– Отчего невесел, княж отрок?
Гавша смахнул с глаз кудрявый чуб. Угрюмо пожаловался:
– Ненавижу монахов.
– Мм?! – произнес Левкий, не отрываясь от кружки. – А прежде, помнится, любил. Монашенок. А?
– Монашки меня не грабили, – совсем затосковал Гавша.
– Ну-ка расскажи.
Гавша, выцедив сперва кружку хиосского, грустно поведал Левкию о мокшанских мертвецах и въедливом чернеце Григории.
– Оный смердолюбивый чернец привел с митрополичьего подворья раба. Тот возьми и узнай в мертвечине беглых холопов, что зарезали новгородского епископа. Меня обворовали на шестнадцать гривен. За убитых холопов по закону виры нет.
Гавша подцепил пальцами кусок свинины с костью и стал грызть.
– Найдешь свои шестнадцать гривен в другом месте, – бодро утешил его Левкий, перетирая зубами жесткую свиную жилу. – Для княжих кметей дело нетрудное – придумать, с кого и какую виру взять. Ты лучше подумай, каково теперь полоцким боярам, которых Изяслав бросил в поруб за тех самых холопов. Думали-то, что они на полоцком подворье прячутся.
– Что мне до полоцких, – с досадой отмолвил Гавша. – Может, они и порубили холопов. А вирником меня впервые послали, вместо хворого Вячка. Когда теперь еще пошлют.
Гавша бросил кость рыжему псу, тайком пробравшемуся в корчму. Бродяга схватил угощение и забился под стол, стал шумно лакомиться.
– Вижу я, не одно серебро у тебя на душе, – сказал исаврянин. – По гривнам так не тоскуют.
– Верно угадал. Зазноба у меня в сердце. – Гавша зажал в кулак рубаху на груди. – Так и рвет душу!
Левкий едва не расплескал вино, наливая в кружку. Расхохотался.
– Зазноба? У тебя? Да твоя зазноба под любым бабьим подолом – задери и обрящешь.
– В том-то и дело! – воскликнул Гавша, гневно вспыхнув. – Ее мне не достать.
– Да кто ж такая?
– Еврейка Мириам. Дочь ростовщика. Ты знаешь, как жиды берегут своих девок. Ни одна собака не подступится.
– Знаю. – Левкий стал серьезным, собрал складки между бровями. – Лучше тебе забыть о ней. Выбрось еврейку из головы. Не по тебе шапка.
Взор Гавши сделался яростным.
– Да кто она такая! Жидовка. Я – княжий дружинник. Не по мне шапка?! Да я ее… выкраду, натешусь и отдам на потребу!
– Не петушись, отрок, – снисходительно изрек Левкий. – Похищать девицу не советую. Знаешь, что будет после того?