Прежде всего, до́лжно явить доказательство и подтверждение мужских качеств, поэтому в эпических и рыцарских символических сказаниях мы находим массу приключений, подвигов, схваток. Но эти качества не должны становиться самоцелью, вести к гордыне и замыканию «Я» в себе самом, к неспособности открыться трансцендентной силе, лишь благодаря которой огонь может превратиться в свет и освободиться. Кроме того, подобное освобождение не должно класть конец внутреннему напряжению, поскольку следующее испытание будет состоять в адекватном утверждении мужского качества на сверхчувственном плане. Следствием этого является олимпийская трансформация или стяжание достоинства, кое в инициатических традициях всегда именуется «царским». Именно этот решающий момент отличает героический опыт от любого мистического отклонения и пантеистического смешения; один из тех разнообразных символов, которые знаменуют сей момент, – это символ женщины.
В индоарийской традиции каждый бог – то есть, каждый трансцендентный принцип – имеет свою невесту, именуемую словом шакти, каковое также означает «могущество». На Западе Мудрость (София), а иногда даже Святой Дух представлялись как царственная женщина, а в греческой мифологии Геба, вечная олимпийская юность, была отдана в жёны Гераклу. На древнеегипетских изображениях божественная женщина преподносит царям лотос, каковой служит символом возрождения и «ключом жизни». Подобно древнеиранской фраваши, нордическая валькирия олицетворяет трансцендентную сущность воинов, силу их судьбы и побед. Римская традиция знает Venus Victrix,[26] считавшуюся прародительницей имперского рода (Venus Genitrix),[27] а кельтская упоминает сверхъестественную женщину, коя уносит воинов на таинственные острова, дабы своей любовью сделать их бессмертными. Ева, согласно этимологии этого имени, означает «Жизнь» или «Живущая». Не останавливаясь более на подобных примерах, каковые мы уже рассматривали в иной работе, нам бы хотелось подчеркнуть, что весьма широко распространённый символизм видит в женщине животворящую и преобразующую силу, благодаря которой возможно преодолеть человеческое состояние.
Но почему эта сила представляется именно в образе женщины? Поскольку любой символизм основывается на особых, построенных на аналогии связях, необходимо начать с возможных отношений между мужчиной и женщиной. Оные отношения могут быть либо нормальными, либо нет. В последнем случае женщина доминирует над мужчиной. Поскольку символизм женщины, связанный с этим вторым случаем, не имеет отношения к рассматриваемой нами здесь теме, мы не будем на нём останавливаться. Скажем лишь, что в таком случае мы сталкиваемся с гинекократическими (матриархальными) воззрениями, каковые должны расцениваться как реликты времён «лунной» цивилизации, в коих мы обнаруживаем отражение сюжета зависимости