Тишина. Я быстро опустилась на сцену и, вглядываясь в черноту зала, пробежала по боковым ступеням, а потом и по проходу между кресел. Бежала, ориентируясь на тот звук, что услышала. Мне показалась, что вторая дверь хлопнула. Я выскочила в фойе. Никого. Навстречу мне шел господин Дюваль, распорядитель нашего театра.
– О, кого я вижу! Госпожа Виард! Как приятно видеть вас.
– Мне тоже очень приятно, господин Дюваль. Господин Финк уже здесь? Мне хотелось бы пройти финальную сцену.
– Нет, миледи. Господа актеры не приходят так рано, а уж знаменитые актеры тем более. Господин Финк – самый известный актер столицы, его слава бежит впереди него, и он этим пользуется. Он приходит буквально за четверть часа до спектакля, а уж на сегодняшнюю репетицию, наверняка, опоздает. Сколько раз бывало, что спектакль начинался, а он еще без грима и, прости господи, почти нагишом. Знаете, – он заговорщицки наклонился ко мне, – а пару раз так вообще на сцену полуголым выходил – застегивался прямо на ходу. В эти дни такая ажитация была со стороны дамского полу, что я даже предложил ему это делать на постоянной основе. Не согласился. «Ты,– говорит, – Муррей, в искусство не лезь, я же в твои бумажки не лезу. А дам волновать голым торсом – это самое легкое дело. Я же хочу волновать их другим – своей игрой непревзойденной». Ну, я это своими словами сказал, он как– то по-другому выражался. Но, близко, близко… Да! И спрашивает еще тогда у меня: «А видал ли ты, старина, на своем веку актеров лучше, чем я?» Я ему тогда ответил, что нет, мол, Родстер, не видывал. Хотя, если признаться честно, лет двадцать назад приезжал к нам на гастроли театр королевства Тифу. Там был такой актер – Садон Буррет. Вот это, я скажу вам без преувеличения, был актерище. Я – мужчина, плакал навзрыд в постановке великого Лайда. Что он тогда со зрителями делал – это, я вам скажу, какая – то чертовщина! Он говорит – а люди стоят, слушают, затаив дыхание, и шевельнуться бояться. Он смеется – и такая радость в душе у каждого поднимается, словами не передать. Ну, а когда заплакал, я уже вам говорил, весь зал рыдал вместе с ним. Не стесняясь. Дружно. Все и сразу. Вот это актерище!
– Почему я не слышала о нем?
– Так, запретили их театру гастроли – то. И выслали по-быстрому из королевства.
– Вы думаете, что это была магия?
– Что же еще-то? Не может такого быть, чтобы весь зал так реагировал.
– А мне бы хотелось, чтобы, когда я играла, весь зал именно так и реагировал.
– Да будет вам, миледи. Зачем вам это? Все более-менее успешные звезды этого театра просто удачно выходили замуж или становились фаворитками влиятельных особ. Два-три удачных сезона, и вы тоже, я думаю, будете пристроены.
– Но я хочу играть и не собираюсь выходить замуж.
– Почему, миледи? Наш мир – это мир мужчин, и женщины вряд ли, что в нем достигнут. Вы видели, кто у нас играет грандам? Хотя бы госпожа Сквош? Она в прежние времена служила в борделе. Это не тайна в нашем театре, поэтому я так открыто об этом говорю, да и она не стесняется своего прежнего ремесла. Ну и что? Загубленная