– Ой, где же вы такой экранище оттяпали!?
Как выяснилось, ее телеприемник был не меньшим, но ей хотелось, чтобы у другого было хуже.
Самое же большое омерзение вызывали успехи коллеги на интеллектуальном поприще. Никто не должен быть умнее! В ЦК велась настоящая охота на лиц, публикующихся в печати. Их шельмовали на партийных и профсоюзных собраниях, вызывали на «ковер» в высшие инстанции. В конце концов партком ЦК принял разгромное решение, поименно осудившее плодовитых «писак» и фактически объявившее выступление в прессе вне закона.
Парткомовский функционер гневно разъяснял: «Если у ответственного сотрудника хватает времени для написания статьи, значит, он недорабатывает, не все силы отдает делу партии». «Кроме того, – продолжал марксистский философ уже совсем в духе Оруэлла, – люди сочиняют опусы, сидя в служебных кабинетах, на казенных креслах и орудуя аппаратными перьями. И опираются при этом на знания, информацию, кругозор, полученные благодаря работе в ЦК».
Я пытался возражать:
– Ну а если человек занимается литературными упражнениями на досуге. Вы вот на отдыхе, знаю, любите половить рыбку. Правда?
– Сравнил, – отвечал, широко улыбаясь, собеседник.
– Но ведь вы рыбачите, используя пруд цековской дачи. Через аппаратные каналы приобрели снасти. Обдумываете план очередной рыбалки в казенном автомобиле или в служебном кабинете. Хвастаетесь уловом в рабочее время. Порой вам удается выудить громадную рыбину за счет сильных рук. А сильные они благодаря спецпитанию в спецстоловой.
После долгих и горячих стычек между группировками «пишущих» и «непишущих» партком уточнил, что публиковаться все-таки можно, но ограниченно, так, чтобы суммы гонораров значительно отставали от уровня зарплаты. Секретарь ЦК Добрынин предложил еще более гибкую формулу: «Пусть люди пишут столько, сколько позволяет их партийная совесть!». Как все-таки хорошо, что Толстой, Диккенс и Шекспир не были партийными работниками! Их партийная совесть, а уж тем более товарищи по КПСС, не позволили бы написать «Войну и мир», «Холодный дом» и «Гамлет».
Абсурдность аппаратной возни по поводу публикаций была особенно видна на фоне того, что наши лидеры, в прошлом Брежнев и компания, а затем уже Горбачев и даже такой «святой» человек, как Лигачев, пекли, словно пироги, не то что статьи, книги, и это не мешало им отдавать родной партии самих себя до последней частицы энергии.
Забегая вперед, отмечу, что в конечном счете развитие событий в стране позволило лагерю «писак» победить во внутриаппаратной борьбе. Когда в 1988–1989 годах КПСС стала терять позиции, сверху бросили клич: