Альфред рассмеялся.
– Торпарь из Кроки сумел-таки подъехать к тебе с леденцами, – сказал он. – Вот теперь и иди за него замуж!
Лина фыркнула:
– Больно надо за этакого-то сморчка! Ему уже пятьдесят лет, а мне только двадцать пять. По-твоему, мне нужен муж в два раза старше меня?
– Ну и что! – сказал Эмиль. – Какая разница?
– Ишь какой, – ответила Лина. – Теперь ещё куда ни шло, но поразмысли: когда мне пятьдесят стукнет, а ему сто – вот тогда будет мороки с ним, упаси меня Бог!
– По уму твоему, Лина, ты и счёт ведёшь, – сказала мама, затворяя печь заслонкой. – Ну что за чудесная лопата! – похвалила она.
Когда папа съел яйцо и выпил молоко, Эмиль сказал:
– Ну а теперь пойду-ка я в столярку!
Папа буркнул, что, мол, на этот раз Эмилю вовсе не обязательно там сидеть, раз всё обошлось.
– Нет уж, слово есть слово! – заявил мальчик.
Он молча и чинно отправился в столярную стругать сто двадцать девятого деревянного старичка.
А Лотта-хромоножка уже сидела на своём насесте в курятнике; Рёлла же, вполне довольная, бродила на выпасе вместе с другими хуторскими коровами. Тем временем за своими шестью коровами пришёл крестьянин из Бастефаля. Они с папой долго болтали об аукционе и обо всём, что там случилось, и прошло немало времени, прежде чем папа смог пойти за Эмилем, чтобы выпустить его. Но только хозяин Бастефаля отправился в путь, как папа поспешно направился к сыну.
Подойдя к столярной, он увидел маленькую Иду – девочка пристроилась на корточках на скамейке под оконцем. В руках она держала бархатную шкатулочку, украшенную ракушками. Она держала её так, словно у неё в жизни ничего дороже не было. Собственно, так оно и было. И папа Эмиля буркнул:
– Дурацкая покупка! Старая бархатная шкатулка!
Маленькая Ида не заметила, как подошёл папа. Доверчиво и послушно повторяла она за Эмилем те слова, которые он ей шептал из тёмной столярной. Папа побледнел, услышав их, ведь грубее этих слов в Катхульте никогда не произносили. И они звучали ничуть не лучше оттого, что Ида произносила их нежным, ласковым голоском.
– Замолчи, Ида! – рявкнул папа.
Просунув пятерню в оконце, он схватил Эмиля за шиворот:
– Ах ты неслух! Сидишь тут и учишь сестрёнку ругаться!
– Вовсе нет, – ответил Эмиль. – Я ей только сказал, чтоб она не смела говорить «чёрт возьми», и заставил выучить ещё и другие слова, которых надо бояться как огня.
Вот теперь ты знаешь, чем занимался Эмиль двенадцатого июня, и, если даже не всё обошлось гладко, надо всё же признать, что в тот день он совершил удачные сделки. Подумать только! Раздобыл за один раз добрую молочную корову, отличную несушку, чудесную хлебную лопату да ещё молоко, которого хватило на громадную головку вкусного-превкусного сыра.
Единственное, что огорчало папу, была старая бархатная шкатулочка, ни на что не годная, но она очень полюбилась