Стараясь не показывать растерянности, он остановил лошадь. Нужно было разворачиваться. Но как это проделать на узкой дороге? Лошадь -то развернется, ей много места не надо, а вот что с санями делать? Придется искать место пошире и пытаться развернуть их в ручную.
Между тем смеркалось, солнце вот-вот должно было закатиться за верхушки деревьев. А когда стемнеет, на промысел выйдет лесная живность. Что за «живность» обитала в их лесах ребята отлично знали. Они часто видели горящие глаза позади засыпанных снегом огородов и слышали протяжный, леденящий душу вой. Это из-за нее, из-за этой «живности» родители категорически запрещали ночью выходить на двор и ставили в коридоре ведро. Эта «живность» частенько выманивала их деревенских собак к лесу и утоляла их мясом свой голод. Имя этой «живности» мальчик боялся произнести вслух, но оно и так было слишком очевидно. Лошадь начинала волноваться – прядала ушами и тихо, но часто ржала.
Побледневшая от страха Зинка сидела в санях, не в силах пошевелиться. Борюсик знал – паниковать нельзя – пропадешь. Если паника охватит – перестанешь соображать, руки перестанут слушаться и не будет слушаться лошадь – уж она-то хорошо понимает твое состояние. Мальчик глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз.
– Пока место найдем и сани развернем, время пройдет, совсем стемнеет. Что делать будем? Давай решать, только быстро.
Девочка смотрела на него в растерянности, губы ее дрожали. До нее дошло, в какую переделку они попали.
– Ну же. Давай решать, – настаивал Борюсик.
Тут произошло странное и неожиданное. Зинка, которая за два года слова не сказала, подняла на мальчика глаза и тихо прошептала: – «Сам решай. Я виновата. Давай делать, как ты решишь».
– Сам-сам, передразнил мальчик. Он был удивлен и страшно обрадован, что Зинка заговорила, но виду не подал.
Прошло еще несколько минут.
– Вылезай, – обратился он к Зинке, стараясь сделать свой голос как можно более спокойным, – будешь мне помогать.
Выпрячь лошадь оказалось делом не простым. Справиться быстро не удавалось. Прошло время, прежде чем Черныша освободили от упряжи. Борис едва удерживал его за гриву, гладил и пытался успокоить.
– Не успеваем мы развернуться. Сейчас стемнеет, сожрут нас вместе с лошадью. Отпускаем ее назад, в деревню. Она напугана сильно, волка чует. Галопом домой побежит. Повезет – доберется. А в деревне лошадь без нас увидят – сразу поймут, что случилось что-то. На помощь придут. Может, хоть утром. По следам догадаются, куда мы свернули. Если только снег ночью не пойдет.
– А мы где будем?
– Разберемся, – ответил Борюсик и хлестанул лошадь по крупу вожжами. – Домой, домой!
Черныш не заставил повторять команду, он во весь опор помчался по дороге. Может, он понимал своим лошадиным чутьем, что должен во чтобы то ни стало успеть до темноты, если хотел выбраться живым.
– Ну вот,