Мы прозевали зёвом суперменства час,
И что для нас, убогих, может хуже быть,
Чем в ящике лежащий Фантомас!
Гордецам-славянофилам
После шума варяжского леса
Поднимался славянский дуб,
Но склоняет в гордыню сердце
Наш капризный трибунный дух.
Ячество
Якаю: я – коммунизм – человек с мечтою
предлинной,
Всё отмерено мной – глубина и ширь,
Одного опасаюсь: в какие залезут глубины,
И какими верстами куда зашагают мои малыши?
Откровенность панка
Я – панк, я бэби, брошенное миром.
Галактика – невкусная жратва,
В моей душЕ, как в дУше, триста дырок,
А в голове – пустые жернова!
«От Маленького Мука спасу не было б…»
От Маленького Мука спасу не было б —
Летающая обувь плюс престол…
Да мыслимо давать дорогу в небо ли,
Кто не душой, а телом ад прошёл!?
Урок орла
Дать людям силу, открыть им дорогу
Лапой когтистой своей.
Только урок стоил дорого – много
Ям на Земле от когтей.
«Переменам судьбу перемены пока не устроили…»
Переменам судьбу перемены пока не устроили.
Путь и компас – дела наживные, а нужен ли новый пример? —
Чем негодны когда и кому три васнецовских воина,
И наветренной нашей страны пионер!?
К 100-летию Московской Олимпиады-1980
Ушедший байдарщик промчит по реке,
Как чайки, качнутся бакены,
И солнышко в доброй железной руке
Будет шуметь вместо факела.
Я встану из давней могилы своей,
Хвачу без стыдливой краски:
«МОЯ это сказка, и быть ей моей,
Всемирной став вечной сказкой!»
«Словно касанье священной руки…»
Словно касанье священной руки,
Плуг лечит землю от зимней депрессии.
Прячьтесь, жуки, пауки, червяки,
От белоклювых грачиных репрессий.
«Стыдится дождливая зимняя мгла…»
Стыдится дождливая зимняя мгла
Глаз огненных, голых, голодных.
Прощай, бабка-ёлка, ты с толком прошла
Свой радостный путь новогодний!
«Сколько гулких морей последняя капля скопила!..»
Сколько гулких морей последняя капля скопила!
Населенческой проседью поседела Земля:
Под собой разожгли мы в гордыне горнило.
Мало – жить, по-простому ишача и с ближним делясь!
«Что нам порой остаётся на свете!..»
Что нам порой остаётся на свете!
Жаба зелёно-серая,
Тело твоё – как сердце,
Песня – как вздох столетий
В мареве на рассвете.
Ты – точно пряник плесневый,
Выпыленный