– Не было ли сегодня гонца?
Не дожидаясь ответа сел, напротив, без умысла раздвинув несколько бумаг на столе. Посмотрел на отрицательно качнувшего гривой своих серо-пегих волос Волка.
– А про случай на беклемишевом подворье ты уже что-то ведаешь, брате?
Иван снова покачал головой. Фёдор чуть шевельнул бровью и продолжил:
– Что ж. Будем надеяться, что неудача в сыскных делах не приведёт молодого Беклемишева к разочарованию, и он останется прежним врагом тех, кто злоумышляет на государя. Теперя…, – размышлял вслух Фёдор Курицын, – …следует подумать о нашем на него воздействии.
Волк плотоядно ухмыльнулся и провёл пятернёй по своей густой пегой бороде:
– Прямо с языка снял, брате. Именно сейчас, когда всё так обернулось, он, пожалуй, будет охоч до нужного нам дела.
– Расскажи мне о нём.
– На службе государевой, как ты знаешь, он не давно, но рвение проявляет. На отца своего похож только внешне, но не характером, больно норовист и колок, почти как его дядя – воевода Семён. Как и все в их семье, Берсень строгих нравов, ни в каком разгульстве и мотовстве замечен не был. Пока холостой. Грамоту разумеет, в приказе служит исправно.
– Как воспринял свой отвод от дела?
– Что было у государя и о чём там говорили, то мои соглядатаи не узрели. А опосля, был сдержан ….
Фёдор Курицын удовлетворённо кивнул и сказал:
– Такой человек нам и надобен. Очевидно, что с потерей Бориса Лукомского некоторые наши дела замедлились. Пора их расшевелить…. Но покойник Борис, своей кончиной сослужил нам последнюю службу. Немалых трудов стоило мне убедить государя в том, что сыск, ведомый Гусевым и Беклемишевым всё пустое, и если бы не эта смерть, то так скоро не закрыть бы эту язву. Жаль княжича-молодца, но что было делать, коль споймали его? Вдруг заговорил бы? – по привычке в полголоса проговорил Фёдор Курицын. – Да, к слову, а что там с телом несчастного Бориса, где оно? Где-то схоронено? Али его забрал отец?
– Про похороны я ничего не ведаю. Однако, доподлинно, что старый князь Иван Лукомский ныне не на Москве, он токмо на день Апостола Иакова к Москве возвертаться с богомолья должо́н, об том у нас уговор был. Так что, мыслю он ещё ничего не знает.
– Значит… тело всё ещё на подворье Беклемишевых? Что говорит твой человек?
– Мой человек пропал, – Волк скривился, как от зубной боли. – И нутром чую – тут не обошлось без Ласкарей.
– Худо, – буркнул в ответ Фёдор Курицын. – Сие, очень худо, брате, снова эти клятые греки плюют в кашу, что мы заварили. Н-да… А как к Ласкарям относится Берсень?
– Да, без особой приязни.
– Это для нас хорошо, но тело Бориса надо сыскать.