С каждой новой неделей туман развеивался все больше и больше, как будто постоянные упражнения укрепляли меня, придавая сил выдержать все то, что Дракон со мною проделывал. Наши занятия понемногу становились… нет, не приятными, но менее жуткими; они свелись к утомительной работе – вроде как надраивать горшки в холодной воде. Я снова стала спать по ночам и постепенно воспрянула духом. С каждым днем я чувствовала себя все лучше – и злилась все больше.
Я так и не научилась снова надевать эти дурацкие платья нормальным способом – я пыталась, но даже дотянуться не могла до пуговок и завязок на спине. Обычно мне приходилось разрывать наряды по шву и мять юбки только для того, чтобы перед сном из них выкарабкаться. Так что каждый вечер я бросала очередное платье поверх огромной кучи в углу и каждое утро надевала новое домотканое платьице и пыталась его по возможности не запачкать, и раз в несколько дней Дракон терял терпение, глядя на мой неряшливый вид, и преображал и его тоже. И вот наконец осталось всего одно домотканое платье.
Я держала в руках это последнее платье из простой некрашеной шерсти так, словно цеплялась за спасительную веревку. Внезапно взбунтовавшись, я отложила его на постель и влезла в зеленое и золотисто-коричневое.
Застегнуть пуговки на спине я не сумела: просто взяла длинное покрывало от тиары, дважды обмотала его вокруг талии и завязала на узел – ну, платье кое-как держится, не сваливается, и на том спасибо! – и сошла вниз в кухню. На сей раз я даже не следила за тем, чтобы не запачкаться. Я отнесла поднос в библиотеку, вызывающе обляпанная яйцом, сальным жиром и забрызганная чаем, со спутанными волосами: ни дать ни взять ополоумевшая дворянка сбежала в лес прямо с бала.
Разумеется, долго это безобразие не продлилось. Как только я озлобленно произнесла «ванасталем» вместе с Драконом, его магия охватила меня, стерла все пятна, впихнула меня обратно в корсет, уложила волосы в сложную прическу – и я снова выглядела точь-в-точь как куколка для какой-нибудь маленькой принцессы.
Но в то утро я почувствовала себя счастливее, чем за все предыдущие недели; вот так я с тех пор внутренне протестовала против Драконовой власти. Мне было приятно злить его своим видом, и всякий раз он вознаграждал меня с лихвой, недоуменно хмурясь.
– И как ты только умудряешься, скажи на милость? – спросил он меня однажды чуть ли не восхищенно. В тот день в волосах у меня застрял комок рисового пудинга, – я случайно задела ложку локтем, и пудинг взлетел в воздух, – а по лифу прелестного кремового платья расползался красный потек варенья.
Последнее домотканое платьице я хранила в комоде. Всякий день, после того как истязания заканчивались, я поднималась наверх. Стаскивала с себя бальный наряд, сдергивала с головы все эти сеточки и тиары, расшвыривала драгоценные булавки по полу и надевала мягкий поношенный летник и домотканую сорочку: их я стирала и чистила вручную. А потом спускалась в кухню, ставила в печь хлеб для себя и, пока он