– Это твой Чупа-чупс?
– У бабушки в сумке нашел, – доверительно поведал Сева.
– Какого цвета, покажи! – Мира сделала манящее движение пальцем.
Сева, польщённый вниманием, с причмоком извлёк конфету.
– Вот, она так и сказала: «Красный»! Бабушка твоя его ищет! Говорит, купила Вове, а…
– Вове? – испугано выдохнул Сева. – Что же делать?
– Надо его назад в фантик завернуть, – предложила выход Мира, – давай, у меня есть.
– Нет! – Сева решительно оттолкнул протянутую ручонку. – Я помню, куда свой бросил, он в комнате.
– Беги скорей, – приободрила его Мира. – Чупа-чупс оставь, вдруг там бабушка.
Сева отдал ей конфету и бросился в дом… Дурачок!
Плохая латынь
После наркоза Копыль чувствовал себя отсиженной коленкой. В спутанных мыслях толкались тревожные сомнения вперемешку с обрывками ярких фантазий. «Жаль музычка не играет. А что? Американец "Форда́" взял, а я, лучше, "Лексус", – Копыль то и дело приподнимал одеяло, поглядывал на бинты и прислушивался к организму. – Мне вдвое больше обещали. Поди, плохо! Ещё и на туда-сюда останется. Копылихе моей понравится. Да ей, вообще, сюрприз будет!»
В палату вошла лечащая – Анна Марковна, разулыбалась:
– Как вы, Пёт Фёдч?
«Ишь, губы накрасила! А зубки-то белые!» – непроизвольно отметил Копыль. – Что-то, Анна Марковна, пальцы немеют. – Он аккуратно ощупывал себя под одеялом. – Не пойму, что там. От наркоза?
Врачиха наклонилась и потрогала шею Копыля под ушами. «Ох ты, под халатом только бельё! – Копыль отвёл глаза и насторожился: тело отозвалось вялым эхом велосипедного звонка, вместо привычного перегуда туго натянутых струн. – Всё, встал на ручник».
Анна Марковна откинула одеяло. Копыль приготовился, как и до операции, с удовольствием ощутить её прикосновения. Но тело пробуксовало. Анна Марковна посмотрела Копылю в глаза:
– Секундочку, Пёт Фёдч, – она открыла папку-планшет. Полистала, похмурилась. – Щас, щас.
Врачиха ушла. Копыль натянул одеяло на нос: «Почему никогда без "щас-щас" не обходится?»
…
Кризис среднего возраста у Копыля затянулся. Сколько Пётр ни вглядывался, никаких зовущих далей впереди больше не видел. Одни пропасти через каждый шаг мерещились. Да и назад глянет – пустыня. У сыновей своя жизнь: один бебиситтером в Европе, второй где-то за полярным кругом грехи замаливает. Любовницы стареют. Талантов никаких не обнаружилось. Копылиху дома не застать – разъезжает с учениками по конкурсам и фестивалям. Она в музыкальном училище баян преподавала. Люто Копыль затосковал. От курева – кашель, от водки – головная боль. Маялся-маялся, да в очередной женин отъезд решил повеситься.
Снял люстру. Подёргал крюк – качается. Достал инструмент, укрепил. Вспомнил пилёж Копылихи – повесил полки на кухне. Заодно обои в коридоре переклеил. Стал верёвку привязывать,