Она ещё выплачется. Но не сейчас. Позже.
…Отправляясь в тайное путешествие со Старым Герцогом, но стараясь скрыть своё отсутствие втайне от возможных соглядатаев короля Аннет разыграла недомогание. Анри с двумя верными горничными поддержат видимость, будто мама-маркиза занемогла, слегка простудилась, и желает провести в постели два-три дня, никого не принимая: причуда, вполне естественная для благородной дамы. Поэтому ничто не помешает ей побыть здесь с Ирис подольше и дождаться Армана д’Эстре, отбывшего на какую-то важную встречу. Правда, есть у неё в Лютеции ещё одно небольшое дельце…
Упоминая о деле, она отвела глаза. Ирис женским чутьём поняла – лучше не спрашивать.
Конечно, для маркизы нашлась в этом доме чудесная маленькая спальня, такая же уютная, как и хозяйская. Но почти до рассвета подруги секретничали – то за очередным чайничком зелёного чая, то за крошечными рюмками травяного ликёра – подарка матушки Констанции; и говорили, говорили… О негодяях мужчинах и о том, что глупые женщины им всё прощают; о женской гордости и о вещах, которые всё-таки прощать нельзя, о несправедливости судьбы, сводящей не тех, не там и в не то время. Конечно же, плакали. И утешались, говоря себе: может, не такие уж они и павлины? Есть в них что-то хорошее…
Такова уж женская дружба, редкая, но на века. Выговоришься – и исцелишься сердцем и душой. И вновь прекрасна и безмятежна…
Заснула Ирис лишь под утро. И снились ей на новом месте три прощальных письма эфенди, в которых, как казалось, она упустила что-то важное, дикий, заросший буйной зеленью остров в океане, и суровый разноглазый взгляд Хромца.
Глава 4
Назар шёл по бесконечно длинному тоннелю, сжимая в одной руке, подрагивающей от усталости, фонарь, другую не снимая с рукоятки хозяйкиного кинжала, отчего-то заткнутого за пояс. Выходит, так и не отдал наставнику…
Впереди по кое-как обтёсанному каменному полу прыгало нечто круглое, с торчащими обрывками ниток, призывно крутилось – и словно манило, звало за собой… Тусклый свет ложился на неровные стены, сквозь клочья мха и плесени кое-где проглядывали белёсо-жёлтые неровности известняка. Пахло сыростью и подвалом. Впереди, там, куда уводил подпрыгивающий мячик, царил мрак, отступающий с каждым новым шагом, но открывалось при этом немногое – всё те же стены узкого коридора, вырубленного, казалось, в нескончаемой горе. А за спиной – Назар это знал так же ясно, как то, что бродят они в этом месте уже не первый час – смыкалась темнота.
Даже хорошо, что фонарь оттягивает руку. Значит, масла в нём пока достаточно. Вот если бы он был ещё и зачарован! Но вряд ли братья-монахи… или правильнее их называть – братья-инквизиторы? Нет, как-то не очень благозвучно. В общем, вряд ли они разменивали драгоценную святость на освящение простых фонарей, в которые достаточно залить нужное количество горючей жидкости. Да и не так много её нужно, чтобы брату Петру успеть обойти погреб, выбрать нужную бочку и нацедить вина, да отнести в трапезную…
Какой