– Начну, пожалуй, так – у меня для тебя новость, которая тебя точно порадует. Я убедился в том, что я точно не гей. Не знаю, что у меня с ориентацией, может быть, она у меня вообще никакая, но точно не нетрадиционная. Можно выдохнуть, да? Весь мир оказался неправ и ему придётся обломаться. Вот только… тебе точно не понравится то, каким способом я выяснил то, что мужчины меня не привлекают, потому что… я понял это опытным путём. Помнишь тот вечер, когда я угрожал застрелиться, если ты не завяжешь с дурью? – Дориан украдкой поднял взгляд к лицу старшего. – В тот вечер, уйдя из дома, я просто кипел от злости на тебя, мне… хотелось сделать что-то назло тебе, что-то такое, что точно ранит тебя. И… я достаточно легко придумал, как мне отомстить. Сейчас говорю это и самому смешно и жутко с себя, но на тот момент я был обижен, в моей крови была огромная доза метамфетамина, которую я отнял у тебя, и мне казалось, что я всё делаю правильно. Леон… я поехал в гей-клуб. Снял там первого попавшегося парня и отсосал ему в туалете.
Дориан замолк, опустил глаза к рукам близнеца и в удивлении распахнул их. Пальцы Леона подрагивали, будто пытались начать двигаться после долгого оцепенения, особенно заметно это было на тех пальцах, которые не были закованы в гипс.
Не сводя взгляда с рук брата, совсем не моргая, младший продолжил свою исповедь:
– А потом мне встретился Рабан Адлер, и я уехал с ним. Мы переспали. Мне казалось, что если я буду вести себя так, сделаю то, чего никогда бы прежде не сделал, мне станет легче, но на утро мне стало противно от самого себя, от одной мысли о том, что я провёл с ним ночь, а вдобавок он потребовал продолжения. И смех и горечь всей этой ситуации в том, что ему я отказал, но потом, сбежав от тебя в Берлин, продолжил свои попытки стать геем.
Движения пальцев стали ярче, отчётливее, слегка двинулась и вся левая рука, дрогнули губы. Это было необъяснимо, но даже в коме Леон не смог проигнорировать рассказ близнеца о его гомосексуальных похождениях, слишком эта тема была для него острой.
Дориан совсем перестал дышать от радостного шока. Леон отреагировал на его слова, не смог не сделать этого. В груди бушевали пламя и искры предвкушения долгожданного чуда и страх того, что оно всё же не свершится.
Дориан ухватился за ту единственную нить, которая у него была, и, не придумав ничего лучше, в красках и самых пошлых подробностях начал описывать то, что делал с немногочисленными любовниками, едва ли в лицах не показывал.
Щёки пылали от таких откровений, но Дориан истово, будто в последний раз, надеялся на то, что именно эта похабщина по нелепой иронии сможет разбудить Леона.
– …и только дома я обнаружил, что у меня на парике была сперма!
Аппарат продолжал отображать повысившуюся активность тела. Леон пошевелил губами, будто хотел облизнуть их или что-то сказать,