Его слова я пропускаю мимо ушей. Не стоит волноваться по пустякам.
Бутылка допита. Сон смаривает. Хотя всего три часа дня.
Первой засыпает Танюха. Егор спит давно. Я ухожу последним…
– Тань, а Тань? – спрашиваю.
– Чего надо?
– Давай тебе в жопу засуну два пальца.
– Почему два?
– Три не поместится.
Егора интригует наш диалог. Он говорит мне:
– У тебя не стоит уже? Пальцы решил применить?
– Хочешь на себе испытать?
– Витя, ты гомик!
– Зачем так грубо, Танька тебе поможет. А, Танюха? И с Егором квиты будете.
– Не хочу руки марать…
– Жаль, а то бы он подмылся.
Полночь.
Шведский стол пуст.
Снаряжаю Егора в ночной ларь. Даю деньги.
– Ментам, смотри, не попадись. Мне на тебя… сам понимаешь, а вот нас оставишь ни с чем.
– Лады, – отвечает. И уходит.
Танюха начинает приставать первой. Алкоголь делает женщину нимфоманкой. Она говорит:
– Я, Витя, ребёнок, милый, наивный… я не принадлежу никому. Я вижу свободу во всём, когда показываю вот это… – она снимает блузку и лифчик, большая отвисшая грудь беспомощно свисает до пупка; сиськи кажутся мне неестественными, днём раньше они были не такими, и я мотаю головой. – Хочешь, я взберусь тебе на колени котёнком? Ты погладишь меня.
– Отсоси!
Кончить в рот невозможно, коль не стоит. И Егор вернулся быстро…
– Я не помешал?
– Нет, – говорю.
Ширинку мою Танюха застегнула сама.
Всё повторяется. Пьём молча. Не по правилам. Егор думает, что я на него злюсь из-за Таньки. Ошибается. Я добрый и злюсь на себя. Я не вижу разницы между нами. Интересно, а у Егора получится?
– Танюша, Егорка тоже человек.
Она делает ему минет, я пью пиво. Смотрю.
Странное чувство возникает, когда ты не при делах. Егор оказался сильней меня, пусть я и старше…
– Идите вон! – не выдерживаю.
– Ты сам попросил, – говорит Егор.
Я бью его в лицо. Он падает на четвереньки.
Танька убегает в ванную, закрывается. Я не могу сломать дверь. Мне хочется её ударить. Злость закипает во мне расплавленным свинцом. От бессилия я поворачиваюсь, чтобы ударить ещё раз Егора, но получаю сам чем-то тяжёлым по голове…
Силуэт двоится. Фокусировка не удаётся сразу.
– На. Выпей!
Двести грамм водки. Егор протягивает мне гранёный стакан. Где он его взял?
– Ты живой?
– А что произошло?
– Да так, ничего.
– Где Танька?
– Ушла. Больше не придёт. Тебя испугалась.
Я выпиваю лишь половину. Закусываю пучком петрушки. Егор допивает всё остальное.
– Я пойду, – говорит он. И поспешно уходит, не объяснив ничего.
На работе отмазаться не получилось. Уволили.
Грусть возрастает, когда нет сочувствия, а природа смеётся тёплым деньком.