Антропология художественной прозы А. П. Чехова. Неизреченность человека и архитектоника произведения. Штефан Липке

истинного представления о реальности[164]. Безусловно, препятствия на пути к этой цели в случае Варьки весьма массивны, но можно спросить, не является ли ситуация Варьки всего лишь крайним случаем того, что сказано о людях в поисках правды в финале повести «Дуэль»: «Страдания, ошибки и скука жизни бросают их назад» (7, 448). Именно поэтому речь о «ложном представлении» не является осуждением Варьки, и к подробному отслеживанию хода ее мыслей можно отнести высказывание В.И. Тюпы о том, что Чехов занимает «позицию со-искателя» правды вместе со своими героями[165], тем самым подчеркивая, что человек в его глазах находится между постоянным стремлением к правде и невозможностью достичь ее.

      Связан как с реалистическим восприятием мира, так и с тематикой «ложного представления» в рассказе вопрос о смехе и о плаче. Говорится, что «Варька идет в лес и плачет там, но вдруг кто-то бьет ее по затылку с такой силой, что она стукается лбом о березу» (7, 9). Здесь смешиваются воспоминание Варьки о прошлом с тем, что в настоящем хозяин жестоко бьет ее, и с тем, что уже относится к сфере галлюцинаций, а именно, что от удара в настоящем, находясь в доме, она стукается о дерево в лесу.

      Таким образом, в ключе реализма как плач Варьки, так и плач ребенка указывают на страдания девочки: на раннюю смерть отца, на обнищание ее и матери и на угнетение хозяевами, в доме которых она вынуждена служить. В то же время (в ключе гносеологического поиска) плач обоих указывает на то, как девочка все больше оказывается во власти галлюцинаций и через них – фатального «ложного представления» (7, 12) о том, что ее врагом является ребенок.

      Именно на тонкой грани, где реализм перерастает в гносеологический вопрос иллюзий и «ложных представлений», смех соответствует плачу: если плач указывает на «ложное представление» о причине страданий Варьки, то смех и улыбка указывают на такое же «ложное представление» об избавлении. Это начинается с того, что при приближении вечера Варька «улыбается, сама не зная чего ради» (7, 11). Данная улыбка связана либо с сумасшествием, как в повести «Черный монах» (8, 244), либо с естественным, но в случае Варьки иллюзорным представлением о том, что вечер приносит отдых: «Вечерняя мгла ласкает ее слипающиеся глаза и обещает ей скорый, крепкий сон» (7, 11). Обеим возможностям соответствует также улыбка Варьки при мысли о том, что она скоро убьет ребенка (7, 12). Смех же овладевает Варькой, когда она «понимает», что ее «враг», «сила», «которая сковывает ее по рукам и по ногам, давит ее и мешает ей жить» – ребенок (7, 12) [166]. Так же она смеется непосредственно после убийства (7, 12). В связи с тем, что в этот момент «зеленое пятно, тени и сверчок тоже, кажется, смеются и удивляются», и что Варька, в свою очередь «подмигивает» зеленому пятну (7, 12), можно сказать, что смех здесь подчеркивает согласие тех, кто (якобы) смеется вместе, т. е. Варьки с теми силами, которые загоняют ее во власть галлюцинаций и иллюзий[167]. Таким образом, тематика смеха и плача подчеркивает, что человек, как в своем социальном положении, так