– Понимаю. Но меня тревожат коммунисты – партизаны заняли Нижнеудинск и Балаганск, подступили к Зиме и Канску. А они, как вы знаете, находятся под влиянием большевиков.
– У нас есть все – оружие, снаряжение, продовольствие и деньги. У них нет ничего. Они будут зависеть…
– Но лучше бы обойтись без коммунистов, намного лучше.
– Лучше бы, но вы сами понимаете…
– Понимаю, прекрасно понимаю. Но надеюсь, что наше одновременное выступление в городах собьет спесь с их Сиббюро. Ведь так, а то придется вам стать товарищем Лидбергом, – криво улыбнулся штабс-капитан.
– Как и вам, товарищ Калашников, – с иронией ответил офицеру штатский и встал со стула.
– Вы уже уходите? – Николай Сергеевич тоже поднялся.
– Мне необходимо предупредить членов Политцентра. А вы, пожалуйста, отдохните пару часов, а то светать скоро будет. А командующий НРА должен быть в силах…
– У меня еще достаточно времени, чтобы выспаться…
Слюдянка
В себя Ермаков пришел спустя десять минут – хоть и было в голове пусто, но настроенный внутренний таймер исправно отсчитывал время, тик-так, тик-так.
Вскоре вместо пустоты пришло размышление – «и что же это такое?». Ох, и попал же ты так попал, забубенная головушка. Накаркал бурят с этим его переселением душ, значит, не врут, когда говорят, что такое еще как возможно.
– Душа моя переселилась… Тьфу ты черт, – он машинально перекрестился, – дурь какая-то! В кого? Он тоже, выходит, офицер! Купе-то его. Ясно-понятно, что дело тут вовсе не в том казаке. Это все, – Ермаков обвел взглядом купе, – е г о…
Долгие годы военной выучки привили ему главный принцип: в экстремальной ситуации сначала действуй, а потом думай. Именно это часто спасало его, когда незамедлительные интуитивные действия оказывались самыми точными и правильными, а лишняя трата времени на рассусоливания могла бы стать фатальной.
Ермаков искренне взмолился Богу, чтоб дал хоть полчаса на ознакомление, не привел бы в купе посетителя.
И начал действовать – надо было определить источник освещения первым делом, ибо светильников и выключателей нащупать не удалось, а спичек в коробке оставалось всего несколько штук. Спустя минуту он нашел искомое – на стенке у двери была прикреплена керосиновая лампа с толстым стеклом.
Подсознательно он уже ощущал неправильность обстановки: старый вагон, керосинка, незнакомая доселе пачка папирос, спички – и те какие-то другие, необычные были.
Сняв заслонку, Ермаков запалил спичку и осторожно поджег фитиль. Дождавшись устойчивого огонька, закрыл лампу и подкрутил колесико регулировки, добившись большого язычка пламени, и полностью осветив купе. Костя даже удивился своей проворности, будто всю жизнь керосиновые лампы зажигал. Лихо у него получилось…
При ярком свете (если сравнивать с пламенем спички, а отнюдь не с лампочкой) ждали новые открытия, подлившие