Теперь уже запыхавшееся, покрытое испариной лицо жертвы на сбившихся простынях не казалось Кирстин настолько исполненным страданий, как несколько минут назад. Она смотрела, невольно вглядываясь в каждую деталь и пытаясь понять: было ли добровольным то, что происходило на экране, или эта девушка – такая же жертва похищения, как она.
Хуже всего было осознание того, что когда ролик подойдёт к концу – снова начнётся второй, а за ним третий. Так и произошло.
Перед глазами Кирстин крутился бесконечный цикл вариаций того, что её ждёт – как будто кто-то, возможно, Мастер, или же у них был для этого кто-то ещё – предлагал ей в насмешку выбор между тем, что с ней произойдёт.
В конце концов бесконечная череда однообразных кадров утомила Кирстин настолько, что та снова погрузилась в тревожный, неглубокий сон. Даже во сне она продолжала видеть горящие тела корчащихся на полу замученных людей и секс – бесконечный, тошнотворный, в котором теперь, во сне, участвовала и она сама.
Кирстин разбудил привычный уже шум металлических колёс. Оказалось, что «фильм», поставленный для неё, наконец закончился, и глаза Кирстин снова стянул тугой бинт.
Кирстин напряглась, внимательно вслушиваясь в знакомый перезвон. За время, проведённое в темноте, она почти научилась понимать и предсказывать каждый шаг входивших сюда, даже не глядя на них.
Нянечка остановила коляску около её головы. Отошла и принялась освобождать правую щиколотку, чтобы затем начать разминать.
Кирстин судорожно соображала. Она не могла оставаться здесь больше. Ей было всё равно, что они сделают с ней потом – даже если утопят, как с самого начала обещал Мастер. Даже если сожгут – это будет лишь краткий миг по сравнению с тем, во что они собирались превратить её жизнь.
Кирстин ждала.
Нянечка закончила работать с её ногой и взялась за другую ступню.
– Здесь сильно затекло? – спросила она, нащупав что-то в её икре.
– Да, – сказала Кирстин. Девушка боялась, что если та недостаточно тщательно разомнёт её ноги сейчас, она не сможет бежать.
Сиделка закончила со второй ногой и, обойдя кровать, подошла к ней со стороны головы.
Чтобы размять Кирстин со спины, ей требовалось освободить одновременно руку и ногу. Обычно Кирстин не сопротивлялась – поза всё равно была слишком неудобной, чтобы попытаться вывернуться из её рук.
Но сейчас чувство неизбежности накрыло её, и как только нянечка высвободила одно запястье из пут, Кирстин рванулась, схватила с каталки первый попавшийся предмет – к её неудовольствию это оказался лишь наполненный коктейлем пластиковый стакан – и швырнула в неё.
Выиграв таким образом пару секунд, Кирстин сорвала ленту с другой руки. Нянечка, видимо, отскочила в сторону, чтобы не рисковать, потому что Кирстин успела сорвать ещё и удерживавший вторую ногу бинт.
Она приземлилась на пол негнущимися ногами и бросилась к двери – но поскольку не знала, в какую сторону бежать,