Последние слова я сказал, беря его на пушку. Эти фразы пришли мне на ум неожиданно. Даже сейчас не могу понять, почему я так сказал тогда. Может быть, сработала интуиция. Но, как ни странно, мои слова возымели действие, он раскололся. В начале он ничего мне не ответил, но я почувствовал его обеспокоенность. Развивая успех моей атаки, я разразился монологом и основательно добил его своей несокрушимой логикой, как тонкий психолог.
– Я всегда рассказываю тебе обо всём честно, не кривя душой, как оно есть на самом деле, – говорил я ему. – А ты, пользуясь моей доверчивостью, держишь меня за дурака, используешь как своего шпиона. Мне известно больше, чем ты думаешь. Хотя ты мне ничего не объясняешь. Ты же не хочешь, чтобы я обращался за объяснением к кому-то другому. А такие люди, интересующиеся твоими работами, найдутся. Будь спокоен. И всё выплывет наружу. Вот если бы ты рассказал мне всё без утайки, то я бы хранил твой секрет в тайне, как в могиле. И, может быть, даже чем-то помогу тебе.
– Не, ладно, – наконец, сдавшись, сказал он мне, – сейчас я всё приведу в надлежащий вид, и мы поговорим.
Мне пришлось ждать довольно долго, пока он наводил порядок в лаборатории. Наконец, освободившись, он сел возле меня и начал говорить:
– Ты же знаешь, – были его первые слова, – что фундамент человеческих знаний складывается по кирпичику. Из века в век каждый учёный вносит свою скромную лепту в копилку мировых открытий. Так мы, исследователи, шаг за шагом продвигаемся вперёд, познавая природу и окружающий мир, создаём новую философию, модифицируя стиль своего мышления. После совершенной Декартом революции метода в истории Спиноза выдвинул программу детерминированной системы мира, положив её в основу монистической концепции единой субстанции.
– Можно без этих долгих предисловий? – не вытерпев, я заёрзал на стуле.
– Никак нельзя, – спокойно ответил он. – Иначе ты ничего не поймёшь.
– Я и так ничего не понимаю, – заметил я ему.
– Так вот, – продолжал он, как ни в чём не бывало, – наберись терпения и слушай дальше, если что-то хочешь понять. Лейбниц перенёс акцент на автономные детали мироздания. Основой их индивидуализации были силы. Картина мира стала плюралистической системой бесчисленных субстанций, динамических по своей природе. В дальнейшем был открыт плюрализм самих этих сил, плюрализм законов, отсутствие тождественности казуальных связей, скрепляющих детали мира в единое целое. Ученые с каждой эпохой всё больше понимали, что в нашем мире не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Наши знания усложнялись, выявлялись иерархии законов, сил, казуальных связей, форм движения.
В это время я услышал глухой удар в стену и вздрогнул. Однако Василий Павлович, как ни в чём не бывало, продолжал говорить:
– Открытия Ньютона, Канта, Макса Борна последовательно расширяли представления о нашем мире, натыкаясь на новые загадки, которые ставила перед нами действительность. Одни учёные преодолевали заблуждения других ученых и делали собственные