Надо полагать, сейчас их задача такова: имеющимися в распоряжении силами захватить все оставшиеся административные здания, заткнуть последние, истошно верещащие на весь свет независимые радиостанции, перекрыть каналы связи через интернет или какие еще там есть, после чего, от имени действующих чиновников, и прочих имущих власть личностей, разослать на места факсы с приказом повиноваться новой власти. Максимально жесткие, не оставляющие выбора, сулящие все кары на головы ослушавшихся. А главное – максимально высвободить имеющиеся силы, и собрать их в единый кулак, который можно в случае чего поднести к носу заартачившихся местных царьков. В этом раскладе, взбунтовавшаяся танковая рота ВВ или отказавшееся повиноваться училище связи были не более чем досадной мелочью, на которую нельзя, просто невозможно отвлекаться. Бунтовщики – не бунтовщики, не важно – если все пройдет, как задумано, то через два-три дня, лишенные подвоза продовольствия и боеприпасов, они сами сдадутся. Или будут уничтожены, как только освободятся силы. Как там у классика? «Если враг не сдается…»
А десятки бойцов батальона, перешедшие в категорию «двухсотых» и «трехсотых», уже внесены в графу «неизбежные потери». И вскоре там вполне может оказаться и он сам.
Громов отошел от заложенного новеньким кирпичом наполовину (благо, стройка под боком) окна и устало сел в кресло, скрипнувшее под его грузным телом, веса которому добавляла тяжелая амуниция.
…Старший лейтенант Андрей Земцов, командир мотострелкового взвода – три БТР и двадцать пять «гавриков», половина из которых – зеленые сопляки – изучал в бинокль обстановку во вверенном ему секторе обороны.
Пустая улица, обрамленная типовыми грязно-серыми девятиэтажками, упирающаяся в насыпь железной дороги. Запорошенная ночным снежком, уставленная превратившимися в сугробы машинами, и – абсолютно пустая.
Ветер приносил издалека тревожные и недобрые запахи – тяжелой гари, использованной взрывчатки и почему-то – разворошенной помойки. Именно так пах Грозный далекого уже 2002 года, который он видел сопливым восемнадцатилетним салагой.
Потом вспомнил своих ребят, погибших во время атаки. Механика-водителя Ромейко – чернявого, смуглого похожего чем-то на жука рассудительного «дембеля». Сержанта Петра Борискина – деревенского крепыша из уральской глухомани (вот, занесла же нелегкая) обожавшего крепкий чай с сушками. Николая Пехова – недоучившегося студента из Вологды – ему тоже оставалось до дембеля три месяца.
Теперь они лежат во дворе на обледенелом асфальте, уставившись в небо остеклевшими глазами. Пустыми прозрачными глазами на еще считанные часы назад улыбчивых живых лицах. Убитые не