– Не боишься звать кайра в свой дом, маг?
– Думаю, тебе не нужен еще худший враг, чем те, что могут поджидать там, куда ты направляешься.
Рина опустила глаза и послушно, хоть и без особого удовольствия, последовала за нами в район знати. Однако при входе в дом настроение гостьи изменилось. Она с интересом рассматривала украшения мебели и стен, брала в лапы изящную посуду, даже несмотря на пристальный взгляд Беллы.
Оставшись в своей комнате, я закуталась в покрывало и равнодушно уставилась на поднос с едой, своей неуместной аккуратностью только подчеркивающий мой внутренний раздрай. События сегодняшнего дня давили со всех сторон. Навязчивым эхом в памяти кружились картинки увиденных смертей, жестокости и упадка… Не было сил справиться с этим тошнотворным вихрем в одиночку. Как была, в покрывале и босиком, я подошла к дверям спальни Андре. Чуть приоткрытые створки выпускали в сад полоску дрожащего света буквально от пары свечей. Он сидел на краю кровати, голый по пояс, с бокалом в руке. Такой же поднос с нетронутой едой стоял на столе, а рядом поблескивала отражением полупустая бутылка вина. Обычно расправленные плечи были опущены и во взгляде, направленном в пустоту, читалась холодная грусть.
– Мне нужно с кем-то поговорить… – прошептала я.
Он протянул руку и, в очередной раз оставляя в прошлом часть представлений о себе, усадил на колени, положив острый подбородок мне на темечко. Я пришла поговорить, но беспомощно молчала, исследуя внутреннюю, совершенно по-детски нелогичную обиду на жизнь и на Андре – за то, что именно он, тот, кого я люблю, впервые познакомил меня со смертью. И еще на себя: ведь те двое навсегда остались лежать в пустыне не без моего участия.
– Сегодня впервые стала свидетелем убийства… – наконец прошептала я. – Пока не увидишь своими глазами, это все как будто не по-настоящему, как в театре, где за занавесом актер встает и отряхивается, как ни в чем не бывало. Я знала, конечно, чем вы занимаетесь, думала, что знаю… И мне казалось, что это нечто правильное, что вы справедливый защитник, сильный и смелый.
– Теперь все иначе? – тихо спросил он.
– В реальности все оказалось не так однозначно. Когда видишь, что злодеям тоже больно, то они перестают быть только злодеями. А тот, кого любишь, причиняет страдания другим, жестоко и безжалостно… Он… Сам становится злодеем… – Я почувствовала, как Андре еле ощутимо вздрогнул. – И еще непросто видеть свою собственную роль во всем этом…
Снова повисла тишина. На столе догорела и погасла, пуская длинную ниточку белого дыма, одна из двух свечей. В комнате стало почти темно.
– Мне очень жаль, что пришлось познакомить тебя с этой стороной жизни. Но она никогда и ни в чем не бывает однозначной. Сомневаюсь, что в твоем мире дела обстоят как-то иначе. Чистого зла вообще не существует – испытывая ненависть ко всему живому, оно уничтожило бы само себя. Даже самое чудовищное