– Мне сложно было бы противостоять Синтии в этом новом для меня мире.
– Как будто в старом это у тебя получалось лучше?
Под ледяным взглядом Альберта гнев Катрин скукожился, воинственность куда-то испарилась.
– Я понимаю, что, с учётом обстоятельств, ты не можешь относиться к Синтии лояльно. Но ты далеко не всё знаешь. Поэтому не стоит судить её.
– Что ты такое говоришь? Не судить её? Да она хотела меня убить! И, возможно, даже скорее всего, своей идеи не оставила. А я её любить, что ли, должна? Знаешь, что?! Есть предел любой лояльности. Мой близок.
Я прекрасно понимаю, что тебя ко мне привязывает. Давай поженимся, если уж без этого никак. А потом забирайте ваши долбанные миллионы, хрустальные замки, родовые тайны и убирайтесь к чёртовой матери со всем своим добром! Видеть тебя больше не хочу!
Катрин было тяжело под придавливающим взглядом потемневших глаз Альберта. Это несправедливо, что у человека с такой чёрной душой, с такими дурными склонностями такая красивая внешность. От одного взгляда душа щемит, а сердце захлёбывается кровью.
– Чего ты ждёшь? Я всё сказала. Если есть что добавить, говори. Нет? Разговор закончен.
Альберт опустил руки, которые до сих пор держал скрещенными на груди и, не произнося ни слова, тихо вышел, беззвучно прикрыв за собой дверь.
Катрин осталась стоять посредине комнаты, бессильно глядя ему во след.
Она не знала, чего ожидала в ответ на свою тираду. Но явно не этого.
Как не крепилась, а слёзы всё-таки хлынули.
Вот ведь гад! Ну хоть что-нибудь бы сказал в ответ?
И кто говори, что любовь – это счастье? Да никогда в жизни ей не было так тошно, как сейчас!
Глава 3. Ирис
Бросив сто десятый взгляд на себя в зеркало, Ирис почти осталась довольна увиденным.
Бессонная ночь не могла не сказаться на цвете лица, и она, конечно же, сказалась. Кожа выглядела бледнее обычного, глаза, по контрасту, темнее. Но ничего. Так даже интереснее.
Поправив небрежно отбившийся от своих собратьев локон, Ирис, наконец-то, позволила себе отойти от зеркала и спуститься в обеденный зал Гранд Отеля.
Обычно она приходила самой последней, но сегодня Катрин тоже не спешила.
– Доброе утро, – кивнула ей Ирис. – Ты вообще сегодня спать ложилась? Выглядишь просто ужасно.
И это было правдой, пусть и недоброй. Если бледность самой Ирис была фарфоровой, то в случае с Катрин приобрела прямо-таки пергаментный оттенок. Глаза у Катрин были красные, воспалённые, как у белой мыши. Под ними тени столь глубокие, что впору о синяках вспомнить. Бледные губы вытянулись в ниточку. Волосы прямой соломой свисали вдоль запавших щёк.
– Спасибо за ценное замечание, – буркнула Катрин, первой юркнув в распахнувшиеся двери лифта. – Ты любезна, как всегда.
Ирис так и распирало от любопытства узнать, чем же закончился разговор Катрин с Альбертом. Состоялся ли он вообще? Но спрашивать она ни о чём не стала. Отчасти из тактичности, отчасти из гордости.
Альберт дожидался их за