«Между стременем и землей, милосердия просил я, милосердие обрёл», – истинной христианской молитвы, пели невиновными голосами католические священники мира, уснув на космополитичных фресках на алтарной стене Сикстинской капеллы…
– La mort, – автоматически сухо, по ошибке своей усталости и врожденной меланхолии, уронил я в ответ.
«Больше – никаких игр, слышишь? Гийом!», – пение его модернизированного скрипа эфирных шумов, со всех орбитальных станций мира, разносилось голосом бескультурной эпохи по капсульным улицам неумытого Города, оставаясь, все еще целостным зерном самоуспокоения, лишь в границах динамика моего мобильного аппарата – on-line: «Никаких бомб, прогулок и развлечений. Незачем больше плавать, Гийом! Я потерял страсть! Слышишь? Лучше вспыхнуть и сгореть дотла, чем сохранить тепло и медленно догореть. Расслабься, Гийом. Больно не будет! Mundi, amor, empathy. По телефону очень легко врать, Гийом. Иди домой и согреши, расскажи потом своим детям историю, которую можно продать».
– Ведь главное здесь – vincere, – также устало, меланхолично, ронял я мертвые фразы своего миросозерцания, на хрустальную плоскость суицидальных пьес «к Элизе», исчезая в персональных ошибках изначально неверно выбранного мною пути.
Я выключил телефон первым, раньше того, как самому окунуться в центр безразличия акустических пятисекундных сигналов, тихо добавив: «Vincere aut mori, если быть уж совсем точным».
Улицы этого Города плачут от одиночества и беспробудного пьянства шахтеров из Шеффилда, и вновь обретенных Великой депрессией – золотоискателей с Аляски; наряженных, все как один, в олдскульные джинсовые штаны от «Левайс», цветом индиго, с заклепками из золота по бокам, и спасительным «даймом» героина в потаенном кармане, пришитым спереди. Улицы этого депрессивного моногорода – прячутся, нераспустившимся бутоном цветов Афганистана, в исторических нитях древнего Египта и тотемной Японии периода Эдо; вулканом Килауэа, извергая смертельные соки малопривлекательных факторов, целостных лишь в кровавых оболочках, не отпетых протестантской церковью, атеистических эмбрионов эры Трухильо… Прячутся, подобно солдатам идущим в бой… Прячутся от опиумных игл около-криминальных банд, из депрессивных районов Ист-Энда, окрестивших себя – братья Басси, и местных околофутбольных хулиганов, распевающих на христианском распятии, незатейливые мотивы песен, группы «Шэм 69»… ультраменов нашей эпохи… Эпохи психотропной вседозволенности и цифрового сопротивления; эпохи культуры секонд-хенд и интоксикации едой фастфуд; эпохи истеричного андеграунда глаукомщиков, заворачивающих смертельную дозу марихуаны в обертку от гинекологического тампона (за неимением выбора) у алтаря святого Брендана; эпохи мейнстримового терроризма, на мерцающих пустотой истеричной профилактики, спектральной структуры, математической таблицы