Началось все, разумеется, в первую очередь с постепенного знакомства с людьми, имеющими со мной дело. Вначале общение со мной порождало «конфликты», я ощущала окружающее, но не понимала его. Лишь постепенно появлялось что-то вроде потребности знать, понять, желания, чтобы мне объяснили то, что происходит вокруг меня. Так, например, заходили в учреждение посторонние люди; они вносили свой, непривычный для меня запах. Ощущая этот запах, я начинала беспокоиться, отвлекаться, если это случалось во время занятий. Педагоги замечали мое беспокойство и вначале не всегда понимали, что происходит со мной. Они требовали, чтобы я сидела спокойно, и я своим поведением выражала желание, чтобы мне объяснили, кто был и что делал. Или я замечала перемену в настроении педагогов, воспитательниц и вообще у тех лиц, с которыми я систематически встречалась в привычной обстановке и обычное, повседневное поведение которых я воспринимала довольно безошибочно.
Если я замечала, что у того педагога, который в данный момент занимается со мной, в поведении чувствуется что-то необычное, не такое, к чему я уже привыкла, то это отражалось и на моем поведении. Я чувствовала, что ко мне и прикасаются не так, как обычно, и занимаются не так, как всегда. Впоследствии я очень точно различала настроения окружающих меня людей и замечала, что если человеку грустно, то и мои ощущения человека оказывались иными, чем те, когда ему было весело.
Вот так, сначала безотчетно, бессознательно накоплялись в моей памяти факты всего того, что я воспринимала из окружающей меня обстановки. Конечно, это длилось целые годы. Когда я постепенно начала жить сознательной жизнью, я просила объяснять мне все то, что я ощущала, но не в силах была понять без посторонней помощи.
Не каждый человек понимал меня правильно, нередко истолковывая мое поведение как простое любопытство и назойливость. Я переживала это как своеобразный «конфликт», но все с большей и большей настойчивостью стремилась ознакомиться со всем, что окружает меня, и понять его.
Припоминаю такой случай. На одном уроке я заметила, что моя учительница чем-то расстроена. Я не осталась безучастной, и ее настроение передалось мне. Я, как могла, старалась передать ей свое сочувствие и очень хотела, чтобы она рассказала мне свое состояние. Но она мне ничего не объяснила. Когда мы кончили заниматься, ко мне подошел И. А. Соколянский. Он начал меня расспрашивать, как я узнала, что учительница была расстроена. Оказалось, что учительница по-своему истолковала мое участие. Из ее объяснения Ивану Афанасьевичу выходило, будто я занималась «посторонним разговором» на уроке. Помню, это обидело меня… Таких конфликтов было немало. Но не стоит их приводить, достаточно и одного.
Итак, люди не всегда меня понимали. А я хотела все больше и больше знать об окружающем и обо всем расспрашивала. Был только один человек, который всегда понимал меня правильно и всегда объяснял то, что меня смущало, тревожило, было совсем непонятно. Этим человеком был И. А. Соколянский.