Стены отвесных утесов подточила вода, их разъели в кружево обширные колонии живых организмов. Вершину скалы устилала затвердевшая белая масса, покрытая зловонной водой, а ниже – там, где синели ракушки разбитых мидий, – поверхность оставалась чистой или была облеплена моллюсками и водорослями. Дальше шла полоса мелководья, за ней торчала скала поменьше, потом еще одна и еще несколько, вытянувшиеся в слегка изогнутую линию, за которой отмель заканчивалась, и море круто поднималось вверх, встречаясь с небом.
Мрачно вглядываясь в гряду скал, он поймал себя на мысли, что видит в них зубы. Вот они, один за другим возникают из челюсти… нет, не так – опускаются, вернее, сглаживаются в бесконечном, медленном движении. Старые зубы, коренные, совсем стертые за ту вечность, в течение которой перемалывали то, чем питаются скалы.
Он в раздражении помотал головой. Дыхание перехватило от внезапной боли в шее.
– Нет, такой долгий процесс не может иметь отношения к…
Слова оборвались, он взглянул в небо, оглянулся через плечо. Повторил:
– Такой долгий процесс…
В звуках, вылетающих изо рта, слышалось что-то странное, и дело было вовсе не в хрипоте от возможной простуды или надрыва голоса.
Он громко пропел:
– Alouette, gentille Alouette…
Потом, зажав нос пальцами и надув щеки, попытался прочистить уши, но ожидаемого щелчка не последовало. Глаза болели и слезились. Он нагнулся, упираясь руками в избитые колени, сильно потряс головой. Не обращая внимания на боль в шее, покрутил ею изо всех сил, в надежде почувствовать воду в ушах.
Выпрямился и, повернувшись к широкой морской глади, спел гамму:
– Ла-ла, ла, ла, ла, ла ла-ла!
Звук замер во рту.
Встав в позу, продекламировал:
– Усталый месяц с фонарем в руке в дверях рассвета топчется в тоске…
Слова, дрожа, растворились в пустоте. Он поднес руку ближе к лицу.
– Проверка. Проверка. Принимаю тебя, сила…
Сомкнув губы, медленно опустил руку. Небесный свод, синий, как в ледяном эскимосском иглу, ушел ввысь, видимое пространство раздвинулось скачком. На крошечную скалу посреди Атлантики набегали океанские валы. С внезапно напрягшимся лицом он шагнул между разбросанными бумагами.
– Боже мой!
Он вцепился в каменного гнома и прижался к его сгорбленным плечам, раскрыв рот и уставившись в пространство. Сердце колотилось так, что вздрагивала кожа